Майкл Чабон - Приключения Кавалера и Клея

— Вот это да, — сказал Сэмми. — Ну и ну, Джо. Это славно. Это красиво.

— Он пришел освободить мир, — сказал Джо.

— Точно.

— Позволь я задам тебе один вопрос.

— Спрашивай о чем хочешь. У меня все это вот здесь. — Сэмми постучал себя пальцем по голове в самоуверенной манере, в которой Джо с болью узнал что-то похожее на повадки Томаса. А через несколько секунд, услышав вопрос, Сэмми опять почти в манере Томаса принял удрученный вид.

— В чем здесь «почему»? — спросил Джо.

Сэмми медленно кивнул, затем немного помолчал.

— «Почему», — проворчал он. — Вот блин.

— Ты сказал…

— Знаю, знаю. Знаю я, что я сказал. Ладно. — Сэмми подобрал свое пальто и прихватил последнюю пачку сигарет. — Давай прогуляемся, — предложил он.

Сам занавес уже легендарен — его размеры, вес, цвет темного шоколада, европейское изящество его материала. Он свисает толстыми складками подобно замерзшей воде, пролитой с арки просцениума самого знаменитого театра в самом прославленном районе величайшего города мира. Назовем город Империумом, домом увенчанного иглой здания Эксцельсиор, высочайшего из когда-либо построенных; домом статуи Освобождения, стоящей на острове в середине Имперского залива; а также домом театра «Империум-Палас», чей сказочный Черный Занавес теперь чуть подрагивает, пока справа от сцены в роскошно-густом слое его бархата приоткрывается тончайшая из щелей. В эту узкую щелку выглядывает мальчик. Его лицо, обрамленное взъерошенными желтыми кудрями, обычно доверчиво-невыразительное, морщит тревога. Нет, он не пересчитывает зрителей — все билеты проданы, как это бывает в каждый вечер нынешнего ангажемента. Он высматривает кого-то или что-то, не подлежащее обсуждению, предмет догадки, человека или существо, чье появление или присутствие весь день беспокоили их компанию.

Но тут рука, массивная и твердая как лосиные рога, изборожденная жесткими сухожилиями, точно ветвь дуба, хватает мальчика за плечо и оттягивает назад за кулисы.

— Будь осторожен, юноша, — говорит гигант за восемь футов ростом, которому принадлежит массивная рука. У него лоб гориллы, осанка медведя и акцент венского профессора медицины. Он способен разорвать стальной барабан как пачку табака, поднять колесный экипаж за один угол, играть на скрипке как Паганини, а также вычислять скорость астероидов и комет, одна из которых носит его имя. Зовут его Алоиз Берг, а та комета называется кометой Берга, но для друзей он почти всегда просто Большой Эл. — Идем, там проблема с водяным резервуаром.

В глубине сцены располагаются и забавные, и угрожающие на вид орудия пыток и разнообразные оковы, все на своих местах, готовые к тому, чтобы рабочие сцены выволокли, выкатили или перекантовали их на легендарные подмостки «Паласа». Там есть специальная койка из сумасшедшего дома со множеством надежных ремней; тонкий молочный бидон из клепаного железа; средневековое колесо для колесования; а также несуразная хромированная дыба, с которой с прозаических проволочных вешалок свисает фантастический набор смирительных рубашек, веревок, цепей и толстых кожаных лямок. И есть там водяной резервуар, продолговатый стеклянный бак размером с дельфина, стоящий на торце и похожий на затопленную телефонную будку. Стекло там в дюйм толщиной, прочнейшее и надежнейшее. Пломбы также предельно надежны и водонепроницаемы. Древесина, что обрамляет стекло, крепка как железо. Мальчик все это знает по той простой причине, что он сам этот резервуар и сработал. Как мы теперь видим, на нем кожаный передник, полный разнообразных инструментов. За ухом у него карандаш, а в кармане кусок мела. Если с резервуаром проблема, он может его починить. Более того — он должен его починить. Занавес поднимут менее чем через пять минут.

— А что с ним такое? — Мальчик — на самом деле он уже почти мужчина — с апломбом вышагивает к резервуару, невзирая на костыль у себя под рукой. Его ничуть не заботит левая нога, парализованная еще в младенчестве.

— Похоже, он инертен, мой мальчик. Обездвижен. — Подойдя к резервуару, Большой Эл удостаивает его дружелюбного толчка. Тысячефутовый баллон тут же наклоняется, а вода внутри него плещет и пенится. Большой Эл может доставлять резервуар на сцену без чьей-либо помощи, но на этот счет существуют правила профсоюза. Кроме того, представление еще больше впечатляет, когда этим занимаются пять здоровенных рабочих сцены. — Если по-простому, застрял.

— Что-то попало в колесо. — Молодой человек аккуратно опускается на пол, откладывая в сторону свой костыль, ложится на спину и скользит под тяжелое основание резервуара. В каждом из углов этого основания имеется колесо с резиновой шиной, закрепленное на стальном держателе. В одном углу что-то вклинилось между шиной и держателем. Молодой человек вытаскивает из своего инструментального пояса отвертку и принимается ею туда тыкать.

— Послушай, Эл, — доносится голос из-под резервуара. — Что с ним сегодня такое?

— Ничего, Том, — отвечает Большой Эл. — Он просто устал. Сегодня последний вечер ангажемента. И он уже не так молод, как прежде.

Тем временем к ним молча присоединился невысокий и стройный мужчина в тюрбане. Его смуглое лицо лишено возраста, темные глаза сразу все подмечают. К любой группе, компании или дискуссии он всегда присоединяется молча. Скрытность у него в природе. Он лаконичен, осторожен и легок на ногу. Никто не знает, сколько ему лет или сколько жизней он прожил, прежде чем стать помощником Мастера Эскейпа. Он может быть врачом, пилотом, матросом, поваром. На всех континентах он как дома, идеально владеет полицейским и уголовным жаргоном. Никто не может ловчее подкупить тюремщика перед трюком с побегом из тюрьмы, чтобы тот оставил ключ в замке камеры, или репортера, чтобы тот преувеличил число минут, в течение которых Мастер оставался под водой после прыжка с моста. Зовут его Омар. Это имя кажется столь откровенно банальным, что, учитывая также его тюрбан и смуглую кожу бедуина, широкая публика считает, что оно — не более чем часть общей ауры, умелая придумка, часть захватывающего представления Мистериозо Великого. Но если происхождение и настоящее имя Омара сомнительны, то смуглый цвет его лица подлинный. Что же до тюрбана, то никто вне их компании не знает, как Омар щепетилен насчет своих солидных залысин.

— Ладно, тогда в чем дело? — настаивает молодой человек. — С тобой и с Омаром. Вы весь день как-то странно себя ведете.

Омар и Большой Эл обмениваются взглядами. Раскрытие секретов для них не просто грех — оно идет вразрез со всей их природой и воспитанием. Они не смогли бы сказать мальчику — даже если б хотели.