Майкл Чабон - Приключения Кавалера и Клея

— Ему страшно понравится, — сказала Роза, тронутая тем фактом, что мнение ее отца так много значило для Джо. Она сочла это очередным доказательством того, что Джо всецело ей принадлежит. — Не волнуйся.

— Угу, — отозвался Джо. — Ты уже думаешь, что я просто мазила.

— Ну нет, только не я, — сказала Роза, пробегая ладонью по его бедру и ухватывая Джо за пенис, который тут же стал проявлять новый к ней интерес. — Я знаю, что ты маг и волшебник.

Роза уже дважды видела его выступление. Правда заключалась в том, что Джо был талантливым, но легкомысленным исполнителем, склонным переоценивать свои силы. Свою карьеру он, как и обещал, возобновил на званом обеде Гофмана в отеле «Треви». Старт вышел довольно паршивый. Забыв о презрении, которым его учитель Бернард Корнблюм обливал подобные «механизмы», а также поддавшись фатальной слабости к рисковым и эффектным жестам, что всю жизнь его изводила, Джо безнадежно запутался в «императорском драконе», сложном, детально спланированном фокусе, реквизит для которого он купил в «Магической лавке» Луиса Таннена. В этом избитом клочке пародийно-китайского вздора времен расцвета Чин Лин Фу шелкового «дракона» в латунной клетке заставляют выдыхать огонь, а затем откладывать уйму цветных яиц. Каждое из этих яиц затем дают осмотреть свидетелю на предмет любых признаков швов или отверстий, после чего раскалывают серебряной волшебной палочкой, извлекая оттуда какую-нибудь личную вещь одного из членов аудитории, который до того момента понятия не имел о пропаже своих часов или зажигалки. Обшаривание чужих карманов никогда не было сильной стороной Джо. К тому же он был отчаянно лишен практики. А потому в вестибюле отеля «Треви». еще до выступления, вышел неприятный инцидент с некой Идой, тетушкой новоиспеченного бар-мицвы, а точнее — с ее бисерной сумочкой. Инцидент был поспешно замят Германом Гофманом. Уже во время представления Джо, возясь с «драконом», опалил себе правую бровь. После этого он быстро перешел к картам и монетам. Здесь тренировки самого последнего времени и врожденная ловкость рук славно ему послужили. Джо заставлял монеты в полдоллара и карточных дам вести себя самым что ни на есть причудливым образом, наделял их разумом и эмоциями, преображал в различные погодные явления, поднимая настоящие бури тузов и призывая с небес молнию из пятицентовиков. После того как Джо завершил свое выступление, юный Морис Гофман привел к нему друга, у которого через две недели ожидался собственный бар-мицва. Мальчик был решительно настроен уговорить своих родителей пригласить туда Джо. Последовали новые приглашения, и внезапно Джо обнаружил, что становится модным артистом среди богатых еврейских подростков мужского пола из Верхнего Вест-Сайда. Многие из этих мальчиков, понятное дело, были преданными читателями комиксов «Эмпайр». Их, похоже, ничуть не заботило, если Джо вдруг ронял туза или неверно читал их мысли. Они его обожали, и он это обожание принимал. По сути, Джо теперь активно искал компании тринадцатилетних мальчиков — причем не столько теша свое самолюбие, думала Роза, сколько отчаянно тоскуя по младшему брату. А кроме того, эта компания — уважительная, насмешливая, желавшая погружения в благоговейный трепет, упорная в своем желании добраться до подноготной каждого фокуса — определенно сулила благо для Томаса по его прибытии. Младшему братишке Джо безусловно не помешали бы друзья со столь пытливым разумом, как кроткие, так и бескомпромиссные, как невзрачные, так и симпатичные, однако в целом превосходно одетые, без всяких теней на лицах, не считая тех, что бывают от прыщей или от зарождающейся бородки. Эти мальчики выросли свободными от страха вторжения и оккупации, жестоких и деспотичных законов. И, поощряемый Розой, Джо начал, сперва пробно, ощупью, а затем с великим рвением предвосхищать превращение своего брата в американского мальчика.

Порой, когда он заблаговременно договаривался с родителями, всплывало имя Гудини, и тогда у Джо непременно спрашивали, не смог бы он (разумеется, с соответствующей прибавкой гонорара) исполнить эскейп. Однако здесь он проводил черту.

— Я уже исполнил один эскейп, — говорил Джо, глядя на свои запястья и словно бы ища там красные круги от наручников. — Из Праги. Пожалуй, этого вполне достаточно.

Тут родители, обмениваясь понимающими взглядами с Розой, неизменно соглашались и выписывали Джо чек на сто долларов. А Джо, судя по всему, никогда не приходило в голову, что причиной его внезапной популярности в сети вестсайдских бар-мицв стал вовсе не его несколько беспорядочный талант фокусника и даже не стойкий энтузиазм его юных фанатов, а скорее симпатия, которую их родители питали к бездомному еврейскому юноше, невесть как сумевшему выбраться из тени разворачивающегося над Европой черного флага, а теперь, как было широко известно, жертвовавшему все свои гонорары фокусника на нужды Трансатлантического спасательного агентства.

— Я нисколько не совершенствуюсь, — сказал Джо, рассеянно наблюдая за набуханием своего плененного пениса. — На самом деле это сущий позор. У Таннена все надо мной смеются.

— Ты теперь намного лучше, чем раньше, — возразила Роза, а затем с легким намеком на своекорыстие добавила: — Да и вообще все намного лучше, правда?

— Намного лучше, — согласится Джо, слегка шевелясь в ее хватке. — Да. Намного.

Когда Роза только-только с ним познакомилась, Джо был такой бесприютной, одинокой фигурой, сломанной и избитой в уличных драках — и лишь с маленьким пожарным крантиком в облике Сэмми Клея, его единственного помощника и коллеги. Теперь у него были друзья в той магической лавке, а также в художественном мире Нью-Йорка. Джо изменился — и это Роза его изменила. На страницах «Радиокомикса» — Роза теперь преданно прочитывала каждый новый выпуск — Джо и Эскапист продолжили биться с силами Железной Цепи, причем сражения становились все гротескнее и причудливее. Однако прискорбная тщета этой борьбы, которую так рано ощутил Джо и которая сразу же стала очевидна Розе, похоже, начинала преобладать над изобретательностью его пера. Месяц за месяцем Эскапист перемалывал армии зла в мелкую пыль, и все же весной 1941 года империя Адольфа Гитлера была еще обширнее, чем в свое время у Бонапарта. На страницах «Триумфа» Четыре Свободы [9] Этими самыми Свободами, чьи тиражи в годы войны стали соперничать с тиражами самого Эскаписта, были четыре подростка, Малыш Эйнштейн, Кастет О'Тул (с уменьшительно-ласкательным прозвищем Кася), Томми Ганн и Бормотуха, составлявшие реформированную банду «Тупичковой шпаны», забросившую уличные драки и дырчатые котелки ради борьбы с фашизмом и соответствующих костюмов из трехцветного нижнего белья. достигли оргазмически невозможной цели убийства Гитлера, но в следующем выпуске вместе с разочарованными читателями выяснили, что их жертвой стал всего лишь механический двойник. Хотя Джо продолжал сражаться, Роза видела, что сердцем он уже вне этой свалки. Искусство Джо теперь расцветало на страницах «Фифы», в царствах, весьма далеких от Праги или Зотении.