Бапси Сидхва - Огнепоклонники

— Мама выглядит очень строгой, верно? На самом деле она совсем не такая. В ней нет ни хитрости, ни злобы, ни зависти. Она человек прямой и честный. У нее такая добрая душа, что ей приходится напускать на себя строгость. Больше всего я ценю в ней доброту, а люблю ее сейчас еще сильней, чем в молодости. Она — единственная моя любовь, она вечно в моем сердце, но сказать я ей об этом не могу — сразу оборвет меня, скажет: «Ты что глупости болтаешь, как мальчишка!»

Но я отвлекся. Так вот, тогда-то я и понял, что человек должен удовлетворять свои потребности и никогда не ошибется. Меня в семье эксплуатировали, а я подавлял свои желания. Но бог сотворил человека, наделив его желаниями, удовлетворение желаний дает человеку душевный покой. А не в душевном ли покое смысл жизни? Значит, стремясь удовлетворить свои желания, человек идет по пути, предначертанному богом, а терзаясь страстями, нарушает гармонию мира. Так говорил Заратустра!

И Фаредун умиротворенно вздохнул, видя, какое впечатление произвела на слушателей его ученость, позволившая к месту упомянуть название книги Ницше. Прочитай он эту книгу, он бы камня на камне не оставил, чтобы доказать, что философствования ее автора не имеют к Заратустре никакого касательства!

— Пока я не утвердился в праве на удовлетворение желаний, я был несчастлив, а после этого и мне стало хорошо, и всем другим. Год мы прожили с семьей, а как родилась Хатокси, отделились. Но деньги я и до того все равно тратил только на собственную семью. Зятю пришлось самому заботиться о жене и детях, что помогло ему восстановить веру в свои силы. Сестре стало легче с ним. Тогда я решил перебраться в Лахор. Вот так я стал женатым человеком, — закончил Фаредун.

После ужина Фаредун и Соли пошли прогуляться. Стало чуть прохладней, и в воздухе ощущалось приближение дождя. Небо висело как черный бархат, утыканный булавками из потемневшего серебра.

— Понравился тебе мой рассказ? — спросил Фредди.

— Понравился, — ответил Соли.

— Ну и?.. — Фредди остановился под газовым фонарем, освещавшим пустынную улицу. Сын и отец были одного роста, и Фредди посмотрел Соли прямо в глаза.

Соли стало неловко. Во взгляде отца читалось ожидание — будто он ждал, что Соли закричит ура или захлопает в ладоши. Юноша смущенно отвел глаза и ничего не сказал.

Путли была права. Застенчивый мальчик.

— Ну? — ободряюще вопросил Фредди.

«Что ну?» — подумал Соли, уже догадываясь, что здесь что-то не так. — Мне очень понравился твой рассказ, — неуверенно повторил он.

— Да я не об этом! — Фаредун снова зашагал.

Минуту спустя он решил испробовать другой заход:

— На девочек ты стал поглядывать… Пивоваловская дочка очень славненькая, верно?

— Ничего. У Куперов тоже хорошенькие дочки. А ты обратил внимание на Ширин Ботливалу? Она ничего особенного из себя не представляет, но какой у нее голос! Она прекрасно поет, — обрадованно заторопился Соли, полагая, что теперь-то разговор пойдет гладко и отец наконец скажет то, из-за чего он его вообще завел.

— Ну, а которая из девиц тебе больше нравится?

— Мне они все одинаково нравятся, — вздохнул Соли, изо всех сил стараясь быть честным.

— Но жениться на всех ты не можешь!

«Так, — подумал Соли. — Значит, вот в чем дело!»

— Я пока еще не думал о женитьбе, — сказал он.

— А кто воду в соль… то есть соль в воду добавлял? — спросил Фредди.

Вот оно что! Соли начинал понимать, почему в последнее время отец так странно ведет себя.

— Не я! — засмеялся Соли. — Я даже не почувствовал, что вода соленая!

— И не Ясмин… Кто же тогда? Не бабушка же, в самом деле! — Фредди фыркнул, представив себе влюбленную тещу.

Соли ухмыльнулся, глаза его заискрились, и, не выдержав, он радостно дал волю смеху:

— Ой, отец! Смотри, чтобы бабушка не услышала!

Джербану, Путли и Фредди, позавтракав, сидели за столом.

Фредди созвал семейный совет, и обе женщины смотрели на него в напряженном ожидании.

Путли уже успела все рассказать Джербану. Соль, украдкой насыпанная в воду, была делом настолько значительным, что к его обсуждению нужно было подготовиться. Джербану обиделась бы насмерть, если бы ее не посвятили в тайну.

Фаредун откашлялся.

Женщины едва сдерживали нетерпение.

— Известно ли вам, что кто-то подсыпал соль в воду?

— Путли сказала мне, — серьезно кивнула Джербану.

Фредди повернулся к Путли:

— Ты уверена, что это не Ясмин?

— Совершенно уверена.

— Ну так Соли тоже ни при чем!

— А? — разом воскликнули женщины.

Фредди провел ладонью по скатерти, сметая хлебные крошки.

— Это мог быть и еще один человек… Путли и Джербану замерли в ожидании.

Фаредун поднял голову и уставился прямо в тещины глаза:

— Мы взрослые люди… стесняться и смущаться тут нечего. Я спрашиваю прямо: вы сыпали в воду соль?

Джербану задохнулась, захлебнулась воздухом, вытаращила глаза и уставилась на Фредди, не веря собственным ушам.

Путли в изумлении воззрилась на мать.

Щеки Джербану подрагивали, будто через них проходил электрический разряд.

— Ну? — настаивал Фредди.

— Да как ты смеешь? Женщина моего возраста! Стыда у тебя нет! — зашлась Джербану.

— Я задал простой и ясный вопрос. Соль в воду вы сыпали или не сыпали? Могу я получить простой и ясный ответ?

— Нет! Нет! Нет! — завопила Джербану.

— Ох, Фаредун, ну как ты можешь?

— В чем дело? Ты сама просила меня выяснить, кто это сделал, разве не так? Не Соли, не Ясмин — так почему не наша мама? Вдруг она не забыла того ирландца, который ее из огня спас? Откуда мне знать?

— Веди себя прилично!

— Что значит «веди себя прилично»? В чем это я, по-твоему, допустил неприличие? Я задал обыкновенный вопрос, так вместо того чтобы ответить «да» или «нет», вы обе разорались, как базарные торговки! Не она сыпала соль, так не она! Я только это и хотел узнать!

— Шел бы ты лучше в лавку. Скоро половина девятого. — Путли отодвинулась от стола.

Джербану с достоинством поднялась со стула и пошла из комнаты.

— Очень хорошо! Коли вы так, я умываю руки. Можете сами выяснять, кто сыпал соль, — выкрикнул Фредди в высокомерно повернутые к нему спины жены и тещи и сбежал по лестнице. Широкая школьническая улыбка сияла на его благородно-красивом лице.

Каждый день в лавку Фаредуна приходили люди, жаждавшие пообщаться с ним. Фаредун приспособил себе под контору одно из складских помещений. Когда он не обслуживал сам покупателей — что делал сейчас крайне редко, — он занимался в конторе делами своих лавок в Пешаваре, Амритсаре и Дели. Но от дел его все время отрывали посетители.

В то утро его ждал плотный сикх — полицейский офицер. По-женски длинные волосы сикха были спрятаны под аккуратно повязанным форменным тюрбаном защитного цвета. Черная, расчесанная на две стороны борода лежала веером, придавая свирепость смуглому лицу. При виде Фредди сикх вскочил на ноги и отдал ему честь.