Кларисса Пинкола Эстес - Верный садовник. Мудрая сказка о том, что никогда не умрет

Дядюшка копал по линии недостающей стороны, оставляя за собой полосу вывороченного грунта и ею создавая узкую перемычку. Он копал без устали, копал и копал… Соседи бросали свою работу и поодиночке или группками подходили поближе посмотреть. А потом и сами шли за своими лопатами и мотыгами и брались за дело.

К вечеру по полю, прилегая с двух сторон к шоссе, была вырыта глубокая канава в два локтя шириной, охватывавшая участок примерно в полгектара — все, что осталось у деревни.

Наступила ночь. Дядя побрел домой. Дома в два счета выхлебал большую порцию супа из глиняной миски с нарисованной на ней красивой птицей, уписав краюху ржаного домашнего хлеба. Довершила дело янтарного стекла бутыль с ледяным пивом.

Затем дядюшка вышел из дому и вновь зашагал к полю, бережно неся в руке огромное старое щербатое ведро, до краев полное бензина. Как сейчас перед глазами — старческая фигура, скособоченная под тяжестью ноши.

Ночь стояла — ни ветерка. Дядюшка не спеша прошествовал по всему полю, аккуратно расплескивая бензин направо и налево, не пропуская ни пяди. Потом, став на краю поля, несколько раз чиркнув ломавшимися спичками, разом поджег весь коробок и что было сил швырнул перед собой подальше.

Поле охватило пламя, такое яркое, что уже через несколько минут рядом с нами оказались все поселенцы. Звездное небо скрылось за облаком черного дыма.

Грунтовая насыпь с трех сторон и вырытая нами канава с четвертой не давали огню распространяться.

В ночи стояли мужчины и женщины со спящими детьми на руках и удовлетворенно кивали головами, глядя, как поле горит, горит, горит…

Наутро поле все еще курилось дымом, но было выжжено дотла. Своей острой мотыгой дядюшка подрезал и откидывал в сторону обугленные корни и стерню, еще больше обнажая землю.

— Видишь, — сказал он, — эту сгоревшую, почерневшую землю? А вот, однако, скоро она родит много всякого — столько, что трудно будет поверить.

— Что ты здесь посадишь? — спросила я.

— Ничего, — ответил дядюшка.

Я не поняла. До сих пор мы если и выжигали жнивье, то лишь чтобы пепел сделал уставшую землю вновь плодородной.

— Ты хочешь оставить землю голой и незасеянной, дядя? Как так?

— Как приглашение, девочка моя.

Дядя разъяснил, что дубы и сосны никогда не станут расти на полях и создавать новые леса, пока поля засевают. Потому именно эта земля, которая сейчас кажется совершенно бесплодной, со временем станет новым лесом, полным красоты и отдохновения.

— Жить в бедности там, где нет деревьев, — значит быть самым нищим на свете. Зато если ты хоть последний нищий, но живешь среди деревьев, тогда ты владеешь сокровищем, которое не купить ни за какие деньги.

Деревья, сказал он, не придут, если земля уже засеяна.

— Семена новой жизни не встретят здесь радушного приема, если мы сами не сделаем из нее пустырь, если мы не оставим ее голой. Вот тогда деревья решат, что им здесь будет хорошо.

Когда-то, давным-давно, у дядюшкиного отца был друг. Он и подарил ему эти слова, которые дядюшка теперь передал мне: hachmasat orchim. Это значило «радушие, гостеприимство» — но не какое-нибудь, а в первую очередь для чужаков. Дядюшка сказал, что это заповедь, по которой они строили свою жизнь до войны, следуя которой пытались жить во время войны и которую теперь мы должны всячески соблюдать, чтобы найти себя в этом новом послевоенном мире [8] Многие в нашей семье считали, что в каждом христианине скрыты корни древней иудейской веры. В нашем мировоззрении есть много идей и верований иудейского происхождения, например, мицва — заповедь, или благословение, и в особенности — мицва гостеприимства. .

Дядюшка говорил, что пригласить странника в свой дом, приютить путника, а в особенности если он падает с ног от усталости, — это настоящее благословение.

— Как гостеприимный хозяин только ждет шутки, чтобы на волю вырвался радостный смех; как умирающий с благодарностью и упованием ждет прихода Единого безгрешного, так и земля привечает подлинного хозяина.

Ведь земля очень терпелива. Понимаешь? Она принимает все — зерна, сорняки, деревья, цветы, дождь, снег, огонь. Она зовет и приглашает войти. Она — лучшая на свете хозяйка.

Эти его слова я усвоила очень хорошо. Зерна и все живые создания, и звезды над головой, и мы сами — все мы гости на этом поле.

Итак, мы оставили землю обнаженной, чтобы новые семена могли найти к ней дорогу. Мелкие зверушки, которые знают, что это поле ждет их, принесут семена во рту и обронят здесь. Енот съест и вновь отложит с пометом то, что осталось в поле. Олень, продравшийся сквозь кустарник, стряхнет здесь семена, застрявшие у него в шкуре. Дикие голуби, пролетая над полем, уронят семена, что несли в клюве. Облака и ветер объединятся, чтобы принести еще семян по воздуху.

— И вот так, благодаря великому hachmasat orchim этой земли, здесь начнут твориться удивительные вещи.

Знаешь, как заставить деревья расти в поле такими же большими и сильными, как в лесу? Нужно сделать землю гостеприимной. А как этого добиться?

Здесь нет ничего сложного. Когда является гость, ему первым делом дают воду. За нас это сделает Сам Господь: Он прольет дождь. Какой же Он отличный хозяин!

Потом деревьям нужны солнце и немного тени. Господь и об этом уже позаботился, сотворив солнце и облака. Он все-таки несравненный хозяин!

А потом землю оставляют под паром. Что это значит? Это значит, что ты вспахиваешь ее, но не засеваешь. Это значит, что ты проводишь ее через огонь, чтобы помочь ей подготовиться к принятию новой жизни.

Господь не хочет заниматься всем этим в одиночестве. Ему нравится работать в компании. От нас зависит, станем ли мы продолжать то, что Он начал. Никому не по нраву жечь поля. Нам хотелось бы, чтобы поле всегда было таким, как раньше, прекрасным и плодородным, — так же как мы хотим, чтобы жизнь всегда оставалась той, что была.

Но огонь приходит и берет свое. Мы боимся его нежданного прихода, но он все равно приходит, иногда случайно, иногда неслучайно, иногда по причинам, которые никто не в силах уразуметь, — по причинам, которые знает лишь Господь.

Но огонь может повернуть все в новом направлении, подарить другую, совершенно новую жизнь, дать новые силы и способность изменить мир.

Я уже знала, что в какой-то степени это правда. Я своими собственными глазами видела, что уже через несколько суток поле вновь обрело жизнь: тоненькие тростиночки юной травы поднимались из черного пепла на краю поля, словно язычки ярко-зеленого пламени, и муравьи сновали тут и там, как крошечные рабочие в черных брюках и красных жилетах.

— Я расскажу тебе одну историю, — сказал мне дядюшка. — Историю о днях благоденствия и днях испытаний, о том, что должен знать старый и малый: О Том, Что Никогда Не Умрет.