Иосиф Гольман - Ради тебя одной

– Хорошо, – сказал Ефим.

– Хорошо, – подтвердила жена.

Потом она пила кофе, а Ефим ужинал: туна-салат (тунец, овощи, оливки), тушеное мясо с картофелем и чай с огромным куском торта. Официант попытался подать ему чай в крошечной стильной чашке, но Береславский запротестовал. Сотрудник испанского общепита в растерянности остановился, не зная, что делать. Ефим благодушно разрешил ситуацию и уже через пять минут прихлебывал чай с лимоном из толстостенной пивной кружки.

В итоге все остались довольны: официант – невиданными «русскими» чаевыми, Наталья – первой посиделкой с любимым, а Ефим – ужином и искренним стишком, накропанном им прямо на сервировочной салфетке:

Еще через час они были в пансионе. Наталья не хотела будить уже спящего ребенка, но Ефим настоял и был прав: если есть радость, не надо терять времени, надо сразу ею делиться. Мало ли что может случиться после…

Лариска была в экстазе: и мама вернулась, и Ефим приехал! Она сразу поняла, что все беды позади.

– Завтра поедем в Гвадалест, – объявил Береславский.

– А это что? – осторожно поинтересовалась Наталья.

– Как, ты не знаешь? – искренне ужаснулся Ефим. – Это же знаменитая крепость! Второй такой нет во всей Испании! – И, понизив голос, добавил: – Мавры хранили там свое золото! – после чего выпустил на свободу еще некоторую порцию сугубо специальных знаний.

Это окончательно сразило бедную Наталью. Конечно, она имела понятие, что Ефим – умный и образованный человек. Но что его познания настолько глубоки и простираются так широко – это было откровением. И надо сказать, приятным откровением.

Им нашли еще одну комнату прямо здесь же, в пансионе. Вся семейка долго не могла заснуть. Береславский с Натальей – по причине долгой разлуки (Ефим старался как мог, дабы у Натальи даже и мысли не возникало о его возможных неправильных увлечениях). А поселенная этажом выше Лариска потому, что была полностью счастлива и считала минуты, после которых можно будет навсегда покинуть этот пусть и шикарный, но – приют. Она слишком долго за свою малую жизнь пробыла в подобных заведениях. И не хотела туда возвращаться.

На следующее утро встали рано. Портье уже пригнал к входу в пансион замену маленькому «Ка» – перед подъездом стоял новенький «Фольксваген-Пассат» ярко-зеленого, с перламутром, цвета.

Наталья ахнула, увидев авто:

– Она же стоит бешеных денег!

– Ничего, – барственным жестом отмахнулся Береславский. – Мы заслужили хороший отдых. – Да и не так уж это было и дорого: «Пассат» с его отличным почти двухлитровым дизельком кушал меньше шести литров на сто километров. А путь им предстоял дальний.

…Они ехали уже три часа. Ни усталости, ни удовольствия. Идущая вдоль Средиземноморского побережья трасса А-7, виляя плавными поворотами с тщательно выполненными виражами, позволяла лететь на любой скорости: от семидесяти до двухсот километров в час. «Пассат» бежал ходко, не слишком резво на разгоне, но добирая свое в дистанции. Стрелка спидометра редко опускалась ниже ста шестидесяти. Ефим поинтересовался еще в самолете: а сколько можно? Выяснил, что теоретически на автостраде можно сто двадцать, однако если никому не мешаешь, то – сколько хочешь. Машина слушалась идеально. Дизель играючи брал подъемы, почти не заставляя включать пониженные передачи.

Но кайфа не было. Ефим не сразу сообразил, что именно хорошая дорога и убила кайф от езды. Довольно однообразные пейзажи – автострада прокладывается, как правило, вдали от населенных пунктов – и постоянно высокая скорость делали движение скучноватым. «Слишком хорошо – тоже нехорошо», – философски подумал Ефим. Это как сожрать сразу десять любимых тортов. Или получить на ночь сразу пять красивых девчонок. На этом месте течения своих мыслей Ефим смущенно покосился на жену. Но, слава богу, мысли она пока читать не умела.

Вот уже и показатель появился: Benidorm. Значит, почти полтыщи километров отмахали.

– Съезжаем, – сказал Ефим.

Любопытная Лариска прилипла к стеклу, да и жена проявила максимум интереса. Про этот город они уже слышали: новый курорт, жемчужина Средиземноморья, весь застроенный небоскребами. Дома тянулись так высоко и стояли так густо, что Береславский сразу пожалел миллион туристов, толпящихся здесь летом. Лично он предпочитал совсем иное: чтобы домики были крошечные (комфорт – не помеха), а людей – мало. Небоскребы же вообще не любил, так как родился человеком, а не муравьем.

– А может, ну его, этот Бенидорм? – спросил Ефим.

– Нет уж, – не согласилась Наталья, – раз при-ехали, значит, осмотрим.

Логика была железная, и супруг подчинился.

Они покатались по улицам и по действительно красивой набережной, раскинувшейся по обоим берегам – в середине набережная прерывалась – гигантской овальной бухты. Вдали в море чернел оторвавшийся от материка огромный камень-остров. Его здесь так и называли – Бенидорм-скала.

Вид на окрестности был довольно печальный. Подавляющее большинство ресторанов, баров, кафе и кафешек закрылись до следующего сезона. А на улицах, в магазинах и у касс огромного Benidorm-Palace стояли или медленно прогуливались исключительно пожилые люди. В основном – очень пожилые.

Из остановившегося впереди громадного неоплана разом вывалилась большая толпа разноцветных старушек. Примерно половина – с дедушками. Они быстро построились парами и, как будто и не покидали на семьдесят лет детский сад, дружно зашагали за вожатым, несущим в поднятой правой руке плакатик с номером группы.

Ефим с огромным уважением относился к старости, да и сам уже был далеко не пацаном, но когда вдруг очутился в таком геронтобурге, ему стало не по себе.