Дидье Ковелер - Мой настоящий отец

Ты восстанавливался долго и мучительно — целых три месяца, — прежде чем вернулся к жизнеописанию Гортензии. Она поправилась куда быстрей тебя, целиком отдалась работе, а заодно проверила на собственном опыте справедливость поговорки «Лечи тоску заботой». В магазин заявился брат ее покойного мужа и потребовал долю совместного имущества супругов де Голланд, полагавшуюся ему, как законному наследнику.

Гортензию словно обухом по голове ударили. В торговле ей не было равных, но в юриспруденции она ровным счетом ничего не смыслила и растрогалась до слез, когда ее драгоценный Жюль предложил включить в брачный договор статью об общности имущества супругов, она приняла это за наивысшее проявление любви.

По завещанию подлеца Жюля она получила непрошеного компаньона, который, в довершение всех бед, был близнецом усопшего.

И вот тут на сцене появился Жюль номер три — тоже красавец, но человек совсем иного пошиба. Жюль Леруж возглавлял кооператив оптовых торговцев пивом. Он искренне восхищался деловым чутьем и мужеством молодой вдовы, которая под грузом несчастий сбросила нескольких лишних килограммов, и не понимал, отчего она вдруг лишилась сил, вдохновения и интереса к работе.

Узнав о притязаниях шурина Гортензии, Жюль дал ей совет: не платить поставщикам и наделать побольше долгов. Как раз тогда на углу Парижского бульвара и парка Барбье, близ центрального перекрестка города, продавался участок под застройку. Почему бы Гортензии не купить его и не открыть там большой ресторан? Жюль немедленно устроил Гортензии ссуду от своего кооператива, и на оглашении завещания братец де Голланда едва не лишился дара речи, услышав, сколько денежек придется выложить кредиторам в случае вступления в права наследства. Его и след простыл.

Избавившись от наглого нахлебника, Гортензия Лосфельд и Жюль Леруж стали компаньонами и занялись строительством знаменитого «Кафе дю Парк»: на трех этажах расположились обычная пивная, шикарный ресторан и кабаре. Торговец пивом обожал эстраду и был прирожденным импресарио, поэтому на сцене кабаре дебютировали будущие звезды Морис Шевалье и Мистингет, выступали там и знаменитости — Майоль, Фрагсон, Фрегель…

Гортензия и Жюль поженились, у них родилась дочь Сюзанна. Атмосфера дома, где царили бурные страсти, совершенно не подходила нежной, мечтательной девочке. Чета Леружей то и дело выясняла отношения: Жюль часто ездил в Париж на поиски красивых певичек, и Гортензия, под воздействием горького жизненного опыта ставшая жестокой ревнивицей, не реже двух раз в месяц закатывала мужу сцены, угрожая тем самым большим револьвером, что дал ей когда-то брат.

Однажды семилетняя Сюзанна застала ужасную сцену: ее отец стоял с поднятыми руками, а мать целилась ему в мошонку. Девочка разрыдалась, бросилась к родителям и встала между ними. Утешив малышку словами «Мама шутит!», Жюль и Гортензия отдали ее в пансион к монахиням, им все равно не хватало времени на дочь, да и кабаре вряд ли подходило для воспитания юной девушки. Каждую субботу Сюзанна возвращалась в «Кафе дю Парк», страшась увидеть отца бездыханным, а мать арестованной жандармами. Первая из многих психических травм, которыми будет отмечен жизненный путь твоей матери.

В шестнадцать с половиной Сюзанна так устала от железной дисциплины сестер-воспитательниц и театральных сцен, питавших страсть ее родителей, что вышла замуж за друга детства. Двадцатилетний Эжен был мирным изобретателем огнеупорного кирпича и руководил заводом с почти полностью автоматизированным производством. Началось все весьма трагично. Молодожены проводили медовый месяц в Париже, отправились посмотреть Всемирную выставку и решили покататься на большом колесе обозрения. Сюзанна и Эжен упоенно целовались, и тут вспыхнул пожар. Огонь и дым были повсюду, рушились балки. Эжен спас жену, вынес ее на руках, перешагивая через тела погибших.

Несколько месяцев спустя, когда Сюзанна только-только начала оправляться от потрясения, случилось новое несчастье: от диабетической комы скончался ее отец. Боль от потери ощущалась тем сильнее, что между Жюлем и Гортензией впервые за все годы брака воцарилась полная гармония. Леружи заработали целое состояние, продав «Кафе дю Парк», и Гортензия решила переехать на юг (ей не было и сорока, но долгие годы тяжелого упорного труда совершенно ее измотали). Они подписали договор о продаже, чтобы на вырученные деньги купить три четверти мыса Антиб, «ничьи» земли на морском побережье. Сегодня они в большой цене. Смерть Жюля сорвала все планы, Гортензия совсем лишилась сил и впала в глубочайшую депрессию. Прошло полгода, она оправилась от болезни и… обнаружила, что ее надули.

Покупатели не только не внесли в банк причитавшиеся ей деньги за «Кафе дю Парк», они его практически уничтожили: продали оборудование, мебель и тысячи бутылок вина, составлявших один из лучших погребов на севере Франции, после чего объявили о банкротстве.

Твоя бабушка разозлилась и сочла себя оскорбленной. Все оставшиеся деньги она пустила на то, чтобы выкупить кафе и снова наладить дело в память о муже: «Кафе дю Парк» было их общим любимым детищем. Два года она возвращала доверие поставщиков, артистов и клиентов, заведение обрело былой престиж, а потом началась война.

22 августа 1914 года, на следующий день после Арденнского сражения, немецкие войска заняли район Лилля. Гортензия связалась с подпольем и очень скоро стала им руководить. Немецкие офицеры, большие гурманы, предпочитали «Кафе дю Парк» всем другим заведениям города. Официант по имени Норбер хорошо знал немецкий и, обслуживая клиентов, подслушивал их разговоры, узнавал весьма ценные сведения и сразу докладывал хозяйке кафе.

Норбер был занятным типом. Когда супруги Леруж продали кафе, он уехал в деревню разводить скаковых лошадей. Немцы реквизировали всех животных — за исключением Ирис де Самбр: в последний момент Норбер спрятал коня в хлеву у соседей. Потом Гортензия попросила его вернуться, и он согласился, выставив одно условие.

В результате конь по имени Ирис де Самбр провел войну 1914–1918 годов на чердаке ресторана в Рубе: копыта ради конспирации обмотали шерстяными тряпками. Каждую ночь Норбер сводил Ирис по лестнице и прогуливал его в ближайшем парке.

Соратники Гортензии достали Норберу немецкую форму, и он мог, столкнувшись с патрулем, заявить, что выгуливает лошадь своего командира.

— Потерпи малость, Ирис, — нежно нашептывал он коню. — Скоро мы вышвырнем проклятых бошей и ты опять станешь королем бегов.

Породистый скакун отличался невероятно доверчивым и спокойным нравом, что благотворно сказывалось на всей команде Гортензии. К несчастью, в начале зимы 1917 года конь заболел, и Норберу пришлось пристрелить его. Год спустя Гортензия установила памятник павшим соратникам, где среди прочих стояло имя неизвестного солдата: Ирис де Самбр.