Дейв Эггерс - Заметки к рассказу о человеке, который не хотел умирать в одиночестве

В определенный момент Бэзила наверняка одолевают сомнения. Когда подготовка уже завершена. Или в самом разгаре. Нет, лучше пусть он даст отбой, почувствовав, что дело идет туго. Все время возникают неожиданные препятствия, и ему совестно, что Дерек с Хелен потратили столько времени, а почти ничего не добились. Он все отменяет, и Хелен с Дереком чувствуют непроизвольное облегчение. Они поверили в Бэзила и в его идею, но им в общем-то не жаль отказаться от плана. Тихая смерть — хорошая смерть. Красивая развязка.

Но этак через неделю, увидев по телевизору инаугурацию нового президента Филиппин, Бэзил снова воодушевляется. Звонит сыну и Хелен, просит начать сызнова. Нет, лучше: берет все на себя, не желая их обременять. Дерек узнает об этом лишь когда Бэзил вдруг падает в обморок от переутомления (выяснял, можно ли арендовать палубу авианосца).

Им начинают помогать и другие люди. Друзья Дерека и Хелен, соседи и друзья Бэзила, просто знакомые, совсем незнакомые. Хелен предоставляет под штаб свой домик для гостей или, возможно, сарай на своем участке, и возникает ощущение, что зародилось новое, пламенное общественное движение, живой организм, уже не подвластный своим создателям. Состав новичков очень пестр: тут и сотрудники хосписов, и юные идеалисты, и седые хиппи с жесткими нечесаными волосами. А также те, кто раскаивается, что мало сделал для своих собственных родных. Это самые истовые.

Бэзил вбил себе в голову, что выйдет на поле стадиона сам. Пешком. Так, а все состоится именно на стадионе? Ну ладно, пусть будет стадион, в данном контексте неважно. Итак, Бэзил уверен: нехорошо, если его вывезут в инвалидной коляске, либо доставят на «скорой». Нет, он хочет выйти на поле своими ногами и удобно устроиться на кушетке. На кушетке — никаких кроватей. «Лучше всего диван», — советует Хелен.

Когда они обращаются за разрешениями на проведение церемонии к владельцам, администраторам, членам городского совета, поставщикам и т. д. и т. п., одни понимают их с полуслова, а другие шокированы. На этом этапе, возможно, вмешается полиция, и будет издан судебный запрет, и какая-то религиозная организация, не одобряющая затею, попытается все сорвать. Впрочем, наш рассказ о другом. Умерим свою недоверчивость, устроим так, чтобы все шло более гладко, чем в жизни: нам ведь надо уложиться в пятьдесят тысяч знаков.

В итоге он оказывается не там, где планировалось. Повествователь перескакивает через несколько дней, и вместо стадиона, который мы все это время воображали, перед нами предстает другая площадка — например, амфитеатр на берегу реки. Или трасса для автогонок. Его несут сквозь толпу, и все к нему прикасаются. Каждая ладонь горяча, как огонь. Или он спускается сверху на парашюте, в тандеме с профессиональным инструктором. И умирает в воздухе, до посадки. Нет, первоначальный замысел лучше: он идет пешком, сопровождаемый целой процессией, — совсем как национальные команды на открытии Олимпийских игр.

Звучат аплодисменты. Час настал. Собралось около четырех тысяч человек. Это бейсбольная площадка малой лиги в центре Мемфиса. Хелен договорилась, чтобы все рекламные щиты задрапировали белыми полотнищами. Собственно, все вокруг точно в снегу: она выпросила напрокат у местного профсоюза маляров весь запас чистых драпировок. На бейсбольном поле бело, как в раю. Бэзил потрясен до глубины души.

Он выходит на поле, и все приветствуют его. Он машет. Его сопровождает сын Дерек. Дочери тоже пришли, но они сидят на трибуне и пьют, пьют, пьют, чтобы лишние подробности, все, что может оставить горький осадок в памяти, расплылись перед глазами. Атмосфера умилительная: благожелательность буквально разлита в воздухе. Что это за люди? Некоторые приехали издалека, движимые любопытством. Большинство местные. За свою жизнь Бэзил принял роды у множества, тысяч рожениц, и сотни, многие сотни младенцев, которым он помог появиться на свет, теперь здесь: они уже взрослые и желают Бэзилу всего наилучшего.

Он садится на диван: ходьба и волнение утомили его. Звучит музыка. Русского дирижера и почти весь его оркестр уговорили, хотя секция деревянных духовых отсутствует. Программа пестрая: Брамс, Моцарт, Лист, Эллингтон, «Коммодорс», Сэм Кук и главная тема из «Искателей потерянного ковчега» — любимая мелодия Бэзила. Солнце скрывается за горизонтом. Проходит почти два часа, пока Бэзил успокаивается, привыкает к тому, что вокруг столько народу. Различает крохотные ладошки и ступни, отдельные лица, лбы, глаза, которые возьмет с собой во тьму. Вот девочка-подросток, во всем джинсовом, зачарованно кивает головой, двигая бедрами в каком-то своем ритме. Ее лицо покрыто толстым слоем макияжа, ее плотное тело распирает рубашку; эта девочка любит отдаваться музыке неприкаянных людей, зажмурив свои большие накрашенные глаза; она пришла попрощаться с Бэзилом.

Иногда все хором подпевают какой-нибудь песне — например, «Ты направляешь меня» Сэма Кука. Хелен, самая главная любовь Бэзила, сидит рядом с ним и смотрит на его довольное лицо. Ей тревожно, что теперь ему не захочется уходить. «Что мы наделали?» — мысленно спрашивает она себя. Сейчас он глядит на группу мужчин и женщин, которые держат на руках своих детей. Он любит младенцев. Теперь ему захочется остаться здесь навечно: это и есть блаженство, как от него отказаться? До Хелен доходит, почему надо умирать в одиночестве, в холодных пустых комнатах, в больницах, в пригородах — по таким комнатам нельзя тосковать, и переход дастся намного легче…

Но страхи Хелен напрасны. Пока она смотрит на Бэзила, пока Дерек смотрит на отца, и тысячи смотрят на человека, который как будто смежил глаза от удовольствия, Бэзил чувствует, как его уносит волной из этого мира в иной, как он погружается в сон. Он слышит музыку, которую играют люди: их голоса, звучащие отовсюду, их разговоры ни о чем, их смех ни о чем, и ему пора.

Перевод Светланы Силаковой .