Елена Касьян - Рассказы из сборника «Тут и там»

— Всё равно работа на сегодня уже отменяется, — подумал Франек Цибуш и уверенно толкнул дверь.

— Нет ничего стабильнее перемен, — сказала пани Бася и взяла Томаша под руку.

Они неспешно прогуливались по лужайке — от парковых ворот до центральной аллеи, и обратно.

— Как вам показалась та молодая особа? Славная ведь, правда?

— Гражина на удивление милая девушка, — улыбнулся Томаш. — Несколько взбалмошная, но ужасно любопытная.

— Вы не сильно её напугали?

— Она довольно быстро оправилась. С таким лёгким характером можно прижиться где угодно!

— Вам теперь не так скучно, пан Томаш? — пани Бася подмигнула консьержу и легонько сжала его локоть.

— Ну что вы! Ни капельки. Представляете, она даже завела собаку!

Они ещё раз прошли мимо парковых ворот.

— А этот смешной Франек теперь не только завтракает в нашем кафе, но и ужинает, — сказала пани Бася.

— Хотите сказать, что он слишком надоедлив?

— Нет-нет, что вы! Предельно деликатен и совершенно безобиден. К тому же у него оказалось прекрасное чувство юмора! А вы знаете, как я ценю чувство юмора.

Томаш посмотрел на часы.

В эту самую секунду из дома напротив вышел Яцек Левандовски. Он ступил на газон и внимательно посмотрел по сторонам. Несколько секунд он помедлил, потом спрятал руки в карманы пальто и с видом какого-то печального смирения снова вернулся в дом.

— Опять двадцать пять! — всплеснула руками пани Бася.

— Мне кажется, он безнадёжен, — вздохнул Томаш.

— Он просто упрямый осёл! — пани Бася совершенно расстроилась. — Мне его даже жалко. Прямо не знаю…

— Ну, ничего не поделаешь, бывает…

— Вот именно! Давайте подождём ещё несколько дней, хотя бы до субботы? — пани Бася снова взяла консьержа под руку. — Никогда ведь не знаешь, чего от них ожидать.

Томаш улыбнулся, и они медленно пошли к автобусной остановке.

Пани Борткова откинула одеяло, тяжело спустила ноги с кровати и посмотрела в окно. На улице было пасмурно и туманно.

— Ах, дура-дура! — тут же подумала пани Борткова.

Она же прекрасно знает, что воспоминания про сон улетучиваются, как только посмотришь в окно. Знает, но забывает каждый раз. А сон был хороший. И если закрыть глаза, то, может быть…

Но нет, пани Борткова вздохнула, нащупала ногами тапочки и пошлёпала в ванную. Там она открыла кран и подождала, пока пойдёт тёплая вода, подставила зубную щётку под струю и посмотрела в зеркало. На щеках у Франтишека отчётливо проступала двухдневная щетина. Он провёл рукой от шеи до скулы, поставил зубную щётку обратно в стакан и взял станок для бритья.

— А мог бы побриться с вечера, — подумал Франтишек. — А мог бы, вообще, запустить бороду.

Он густо наложил пену для бритья на подбородок и повертел головой. Нет, борода ему, определённо, не идёт. А усы не нравятся его подружке.

— Ну и подумаешь, не нравятся! Кто её, вообще, будет спрашивать? — подумал Франтишек и привычными движениями заёрзал станком по щеке.

Потом он вернулся в комнату, открыл платяной шкаф и задумался.

Долго думать Хелена не умела. Выбор между синим платьем и серым брючным костюмом решился в пользу платья. Хелена какое-то время рассматривала своё отражение в трельяже, то втягивая живот, то выпячивая грудь. В целом, она была собой довольна — каких-то две недели диеты, а результаты уже видны. Часы показывали без четверти, а значит, было ещё время спокойно выпить чашечку кофе.

Хелена, напевая, вошла в кухню, достала из шкафчика кофемолку, насыпала в неё две большие горсти кофейных зёрен и посмотрела в зеркальную дверцу. Очки у пана Кацпера запотели, поэтому он снял их и долго протирал краем занавески. Потом надел и снова посмотрел в зеркальную дверцу.

— Так и есть! — подумал с досадой пан Кацпер. — Снова пора стричься!

Стричься приходилось теперь чаще, чем два раза в месяц. По неизвестной причине волосы стали расти быстрее, и торчали в разные стороны вороньим гнездом, совершенно не желая слушаться расчёски. Обидней всего было то, что росли они строго по кругу, оставляя на макушке аккуратную блестящую лысину. Настроение как-то сразу пропало, и кофе расхотелось.

Пан Кацпер взял из вазочки половинку несвежего печенья и пошёл в коридор одеваться.

Мужская парикмахерская была рядом, буквально в соседнем доме, но лучше надеть шляпу — всё равно причесаться нормально не получится, да и сыро на улице. Агнешке всегда шли шляпки. Она разглядывала себя в трюмо, заправляя за ухо тёмный локон.

— Красная помада будет лучше, чем розовая, — подумала Агнешка. — К такой шляпке лучше подойдёт красное!

Она аккуратно накрасила губки, спрятала помаду в сумочку, туда же сложила маленькое круглое зеркальце, записную книжку и перчатки. Агнешка взяла тонкий длинный зонтик, вышла из квартиры, закрыла дверь на оба замка и вызвала лифт.

На первом этаже профессор Лисовски ругался с консьержкой Рузей.

Он жал на кнопку вызова и потрясал свёрнутой в трубочку газетой.

— Это переходит всякие границы! — возмущался профессор. — А к вопросу о моей корреспонденции мы ещё вернёмся, пани Рузя!

— Да не было Вам никакой корреспонденции, — оправдывалась Рузя. — Ну, ей-богу, не было, пан профессор! Да что ж я специально, что ли?

— Ой, не надо вот этого! — морщил лицо пан Лисовски. — Вы и коврик мой криво стелили не специально, и квитанцию в прошлом месяце потеряли не специально… Да где ж этот лифт? Безобразие!

И немедленно в лифте что-то щёлкнуло, открылись дверцы, и пан Лисовски сделал шаг в сторону, пропуская выходящих. Но выходящих не оказалось. Профессор вопросительно посмотрел на консьержку и заглянул в кабину лифта. Там, прислонённый к зеркалу, стоял тонкий женский зонтик. Профессор снова вопросительно посмотрел на консьержку. Та пожала плечами.

— По-вашему, пани Рузя, это тоже не специально? — он махнул свёрнутой газетой в направлении зонтика. — Я же говорю, безобразие!

Пан Лисовски вошёл в лифт, демонстративно повернулся к зонтику спиной, и, прежде, чем закрылись дверцы, взглянул на себя в зеркало.

Полы в нашем доме мать красила сама. Раньше это считалось мужской работой, но с тех пор, как отец подался в бега, в доме был только один мужчина — мамка.

Вечером ожидались гости, поэтому все полки в холодильнике были заставлены заливным, мисочками с винегретом, ожерельями кровяной колбасы и розетками с дрожащим вишнёвым желе из польских пакетиков «Галяретка».

Полы подсохли ещё вчера, но запах масляной краски не выветрился до сих пор. Потому мы с Дзюбой сидели за столом в гостиной и, под видом выполнения домашних заданий, втягивали запах носом почти до головокружения.