Алеся eprst2000 - Было такое...

А я в этот момент думаю, что один раз была крайне удивлена тем обстоятельством, что павлины летают. Я так и сказала: «И эта хуйня еще летает?!» Павлин шел по парку и, наверное, он был каким-то специальным, туристическим. У него были исключительно кривые ноги и он щеголял ими, будто только что надел новые штиблеты. Увидев меня, павлин вдруг полетел. Не высоко. А потом резко приземлился и вух — распустил хвост. Было жутко приятно, я сразу подумала, что понравилась павлину и я неплохая самка. Он шел прямо на меня, переставляя лапы колесом и был тверд в намерениях. А потом подул ветер и павлина начало парусить. Его задувало то на правый бок, то на левый. И чтобы выйти из глупого положения, павлин повернулся и пошел прочь на кривых ногах. И тогда я поняла, что никогда не видела павлина со спины и с распущенным хвостом. Его всегда фотографируют только спереди.

Федр подставил пузо. Я уже не чешу, а мну пальцами это жирное тело, грею об него руки и мысли. Он уже не мурчит, а кряхтит. Мы оба засыпаем. Нам что-нибудь присниться сегодня. Обязательно. Хорошее. Спокойной ночи, продюсер… И все, все, все…

Написано для одного конкурса.

Баба Тася копила одновременно внучке Алесе на первый класс и себе на похороны. Трата зависела от того, какое событие произойдет первым.

Дед Федр был раздосадован обоими этими обстоятельствами сразу. Во-первых, он эгоистично просил бабу Тасю не умирать (так и говорил: «Тасенька, я пойду первым»), а во-вторых, считал, что девочка должна уметь в своей жизни только расписаться, чтобы сделать это один раз в загсе и нечего за этим в школу ходить (так и говорил: «Тьфу, нарожали пней!»)

Внучка Алеся считала, что хорошо бы было, если бы баба Тася купила ей мороженое, а дед Федр действительно умер первым, потому что от него толку все равно нет.

Мама Люда — дочка бабы Таси, деда Федора и мама внучки Алеси, просила бабу Тасю не выдумывать и настаивала, что надо съезжаться (так и говорила: «У нас двухкомнатная, у вас однокомнатная, можно выменять в центре»). Баба Тася была против (так и говорила: «Уже ноги совсем не ходят…») и белила потолки в своей квартире с высокой стремянки каждые три месяца.

Муж мамы Люды — муж Петя, зять бабы Таси и деда Федора, отец внучки Алеси, — пил.

Копилка по ценнику называлась Хозяйка Медной горы. Художник создал ее высокой женщиной с прорезью в голове. Ногами она врастала в гору, а руками сжимала солнечное сплетение на груди. Творец задумал ее как немного молящуюся, со взглядом женщины, которая только что потеряла сына примерно тридцати трех лет. Она бы и вовсе молилась, но времена были не те (на ценнике так и было написано: «Артикул АЛН765»).

Баба Тася копила в Хозяйку Медной горы каждый вечер. И она стояла с таким скорбным видом, будто понимала, как с каждой монетой приближается либо смерть бабы Таси, либо первый класс внучки Алеси — что тоже очень печально (обычно ведь с грустью так и говорят: «Как быстро растут дети…»).

Дед Федр не верил Хозяйке Медной горы. По его мнению, если бы баба Тася давала ему каждый вечер деньги, то он бы не стоял тут с такой кислой рожей.

Баба Тася не верила деду Федору. Потому что если бы она давала ему деньги, то он бы проигрывал их в домино.

Внучка Алеся не верила бабе Тасе. Просто она никогда в своей жизни не видела, чтобы люди умирали.

Мама Люда не верила никому, потому что ее муж — муж Петя, пил.

Внутренний мир Хозяйки Медной горы наполнялся и обогащался ежевечерне. Баба Тася, чувствуя религиозное настроение глиняной женщины, потихоньку крестилась (так и говорила: «Прости, Хоспади…»). Ей казалось, что от этого она умрет позже, а внучка Алеся пойдет в первый класс раньше. И еще, взяв копилку на руки, приговаривала: «Тяжелёхонька, совсем толста и полнёхонька…» Что смущало Хозяйку Медной горы, потому что хоть и глиняная, но все ж таки женщина.

Внучка Алеся любила разбирать на винтики наручные часы папы Пети. После первого класса она сразу хотела стать либо водителем трамвая, либо часовщиком. Продавцом мороженого мама Люда все равно не разрешит — потому что у Алеси горло.

Внучка Алеся воровала часы у спящего от усталости папы Пети и сначала разбивала циферблат молотком. Выковыривала стрелки, отдирала цифры и забиралась глубже, смакуя каждый винтик и колесико. Разобрав механизм, будущая первоклассница сметала его под коврик в ванной комнате.

Когда мама Люда наступала на бывшие часы, то она прямо спрашивала: «Кто это сделал?» И внучка Алеся честно отвечала: «Дед!» На папу Петю нельзя было подумать, потому что он явно спал (мама Люда ему сама так и говорила: «Проспись сначала, сволочь!»). На бабу Тасю тоже нельзя было сказать такое, потому что вдруг она передумает умирать и все ж таки купит мороженое.

Мама Люда в душе была немножко педагогом по дошкольному воспитанию. Она бы и вовсе им стала, но это было не модно (в зарплатой ведомости педагогов по дошкольному воспитанию так и писали: «97 руб. 37 коп.»)

И мама Люда, рассчитав, что внучке Алесе будет стыдно, если деда Федю заругают, ругала деда Федю. Дед Федя был не оригинален и повторялся в своих догадках (так и говорил: «Тьфу, нарожали пней!»)

Баба Тася не сопереживала судьбе деда Федора и все больше думала о судьбе мамы Люды (так и говорила: «Бросай ты его, Людка!»)

Папа Петя просыпался и шел пить (так и говорил: «Я пошел на работу!»)

Хозяйка Медной горы ничего не думала, потому что последняя монетка упала у нее где-то в районе шеи, то есть она уже была сыта по горло мамой Людой, папой Петей, бабой Тасей и дедом Федором. Кроме того, внучка Алеся недавно пыталась отковырять у нее из рук каменный цветок. Семейка еще та.

Не выдержав накала, Хозяйка Медной горы провела ребром ладони по горлу и сказала, что с нее хватит (так и сказала: «Бряк»)

Баба Тася нашла ее, растерзанную, вечером, когда готовилась к очередному молебну с небольшим жертвоприношением. И она прямо спросила: «Кто это сделал?» И дед Федя честно отвечал: «Тьфу, нарожали пней!»

В тот вечер внучка Алеся взяла на себя все часовые трупы и даже созналась про сережки мамы Люды (так и говорила: «Выменяла на три жвачки!»), но Хозяйку Медной горы она пальцем не трогала (так и говорила: «Дед!»)

Баба Тася еще раз напомнила маме Люде про мужа Петю (так и кричала: «Говорила же!!! Бросай ты его, Людка!»)

Муж Петя не возвращался с работы уже третий день, было много дел.

Мама Люда думала, что сережки не ее, а это подруге муж из Турции привез (подруга так и сказала: «Поносишь — отдашь…»)

Хозяйка Медной горы стояла на телевизоре и ничего не думала. Потому что нечем.

Внучка Алеся знала, что дед Федр ей отомстил.

Просто он очень хотел играть в домино. Так и говорил: «Я пошел играть в домино».