Никколо Амманити - Грязь

«Чего мало?»

«Денег. Недостаточно. Это особенный товар. Не обычная дрянь».

«Что ты несешь?» — рявкнул на него Альбертино.

«Что мне за него нужно минимум в два раза больше. Это слезы дракона. 04. Слышал про такое?»

Альбертино в жизни своей не слыхал ни про какие чертовы слезы дракона. Этот придурок гнал какую-то пургу.

«Даже если дашь в два раза больше, считай, что я вам подарок делаю. Когда вы его разбавите, увидите, что его будет в пять, в шесть раз больше… Он чистый на все сто процентов. Этот товар тебя сразу отправит прямо на орбиту. И ты там будешь как придурок и никогда больше не вернешься назад на землю. Психоделический кошмар. Это скорее похоже на опухоль в мозгу, чем на наркоту. Попробуй…» — продолжал Выпендрила тоном продавца телемагазина.

Не дури меня, ублюдок! — подумал Альбертино и потом бросил слова, холодные, как кусок льда:

«Ладно, забудь. Шеф сказал, что это — твои деньги. Ты их берешь и все. Понял? Не хочу с тобой торговаться».

«Я тебе клянусь, брат. Это особенная вещь. Скажи это твоему Ягуару. Я никогда еще не жаловался, но за слезы дракона вы мне должны заплатить больше. Если нет, то сделки не будет… я его заберу назад…»

На словах «я его заберу назад» Выпендрила заколебался: глухой голос внезапно изменился, перестав быть невыразительным.

Теперь, когда этот кусок дерьма сказал, что заберет его назад, Альбертино неожиданно почувствовал себя счастливым.

И спокойным.

Спокойным, как кобра.

Подошел к нему.

«Что ты сказал? Что ты сделаешь?»

Антонелло теперь выглядел не таким спокойным. Не таким отрешенным Буддой, как обычно.

Жадность шутит с людьми дурные шутки.

Глазки у него были маленькие-маленькие, провалившиеся в темные глазницы. Два стеклянных шарика, подернутых красным налетом. Он ужасно потел. Этот Выпендрила смерил взглядом зверя, одетого в куртку «Эвион Гейм», стоящего перед ним, вытянул индюшачью шею и мужественно пролепетал:

«Я сказал… Я сказал, что я его заберу назад. Я могу найт…»

Тут он с воплем оказался на полу.

Со свернутым носом.

Альбертино ни с того ни с сего двинул в него. Головой. Точным ударом головы он попал ему прямо в лицо, в самый центр, в нос. Больно.

Одно мгновение.

Теперь Антонелло сидел на полу, и из носа у него текли кровь и слизь.

«Есть вещи, которых нельзя говорить. Даже в шутку. Я хочу сказать, что мы с тобой всегда обращались как с благородным. И ты это знаешь. Хорошо знаешь. А теперь ты наезжаешь на нас, как обычный ублюдок. И говоришь, что хочешь товар назад», — говорил Альбертино, ходя вокруг него.

Ему было жаль, что он сделал Антонелло больно.

Но таких типов надо сразу отучать от кое-каких привычек. Такой публике дай палец — отхватят полруки, а потом и всю целиком.

Выпендрила, скрючившись, хныкал и что-то бормотал про себя.

«Ну. Давай. Бери эти чертовы деньги и отправляйся в больницу. Я наверняка тебе нос сломал. Давай!» — сказал Альбертино, пытаясь поднять его за халат.

Но тот продолжал хныкать, лежа на полу, лепетать слова на каком-то странном языке.

«Чего ты говоришь?»

«Оставь меня в покое… Убирайся!»

«О'кей. Извини…»

«Нет».

«Ну-ка, поднимайся. Покажи…»

«Нет и нет. Ничего я тебе не покажу. Это чистый героин… Совсем другое дело… Это слезы дракона», — хныкал бедняга. Потом наконец поднялся, дрожа, как мокрый цуцик, сел и опять захныкал.

Альбертино взял валявшуюся на кровати майку и ею попытался вытереть ему кровь.

«Оставь! Я сам, — сказал Выпендрила, выхватывая майку, а потом продолжил, всхлипывая: — Ты не представляешь, как это — набить желудок этим делом. Ты просто не представляешь. Не представляешь, что такое — пересечь с этим две границы. Извиваешься как змея и не можешь подавать виду. Бесконечные восемь часов перелета. Ты не представляешь. Обосраться можно. Сдохнуть хочется. Знаешь, что будет, если хоть один из этих несчастных шариков раскроется? Передоз! Ты отправишься прямиком к Создателю не сходя с места. А потом прилетаешь в аэропорт, и все только начинается. Итальянские полицейские, которые тебя прекрасно знают. Собаки…»

Альбертино взглянул на ролекс. Ему пора.

«Я знаю. Собачья жизнь. Я понимаю, приятель. Но уже поздно. Мне пора…» — мирно произнес Альбертино.

«Нет. Ни хрена ты не понимаешь. Я больше не могу».

Выпендрила выпрямился и посмотрел Альбертино в глаза:

«Послушай, мне почти пятьдесят. Для меня важны эти деньги. Понял? У меня жены нет. Детей нет. Моя мать, в Казерта, со мной уже много лет не разговаривает… Что я могу сказать? Чем я занимался всю жизнь? Ничем. Единственное, что я умею, — быть курьером».

«Ладно, зато ты весь мир объехал… посмотрел людей, разные страны, много чего…»

«Я устал кататься. Носиться как угорелый».

«Да ну, ты же такой счастливый. Вот я был только в Сан-Марино в тринадцать лет. Даже ничего не помню».

Его было по-настоящему жалко. И с разбитым носом. Просто невозможно слушать.

Терпение Альбертино лопнуло при виде этого несчастного. Куда подевался весь его душевный покой? Чтобы его уничтожить, хватило одного удара головой? Куда подевался Будда? Он ничтожество, брехун, как все остальные.

Хватит. Альбертино хотел оставить ему деньги, забрать яйца и убраться. Но тот опять завел свою волынку:

«…Я знаю, что вы смеетесь у меня за спиной. Думаешь, я не знаю? Посмотрите-ка на этого Выпендрилу… Посмотрите на этого бедолагу, который последние мозги прокурил. Все, хватит. Я устал. Я завязываю. Я тоже хочу нормальный дом, машину, телевизор… Этот ублюдок Ягуар заставляет меня кататься туда-сюда каждый месяц. Я больше не могу. Так что ты мне должен отдать эти деньги. Товар стоит столько», — говоря это, он вытирал лицо майкой, она уже вся стала алой.

«Ты с ума сошел. Не понимаешь, что говоришь. Ты согласовал цену с Ягуаром… Он тебя убьет, если ты об этом только заикнешься».

«Этот товар столько стоит. И точка. Ты отсюда не выйдешь, пока не отдашь мне или деньги, или товар».

«Спокойно… какого чер…»

Наркоша внезапно поднялся и схватил со стола длинный нож. Альбертино его сразу узнал.

Крис.

Малайский крис.

С тонким искривленным лезвием. Кинжал тутов. Он такой видел в фильме «Сандокан и малайские пираты».

Теперь Антонелло нападал, ухмыляясь, как буйный псих. В руке лезвие, безумный взгляд.

«Ты спятил?» — заорал Альбертино, легко отпрыгивая в сторону.

Дитя цветов, сбитый с толку, попытался проткнуть его, но съехал на пол, ударившись о стену. Прямо лицом. Рухнул, согнувшись.

«С ума сошел?! Что, блин, на тебя нашло? — смущенно спросил его Альбертино. — Слушай, хватит, я ухожу. Я сочувствую тебе, твоему положению. Бери деньги и покончим с этим…» — добавил он.

Выпендрила, казалось, не слышал. Не шевелился. Лицо — кровавая маска. Глаза закрыты.