Хуан Гойтисоло - Воспоминания (Из книги «Частное владение»)

В июне мы всей семьей уехали на дачу в Пучсерда, и беспокойство, царящее среди взрослых, передавалось даже ребенку моего возраста. Как выяснилось впоследствии, отец решил отослать нас во Францию, чтобы затем защищать свое положение на фабрике, зная, что семья в безопасности, однако по неизвестным мне причинам план этот так и не осуществился. Годы спустя болезненный, изможденный человек, неумолимо возникающий в моих воспоминаниях о жизни в Виладрау, будет казнить себя за эту ошибку, оказавшуюся роковой для его семьи. Близость границы, не раз повторит он, могла бы спасти жену от ожидавшей ее участи. Беспочвенная уверенность в том, что «это» не может продлиться долго и страсти вскоре утихнут, заставила родителей вернуться в самое пекло: в пропахшую порохом Барселону, где проливалась кровь во имя идеалов революционной борьбы. По дороге назад нашу машину остановили перед закрытым шлагбаумом, чтобы проверить документы. После того как короткий допрос был окончен, родители язвительно обсуждали начальника патруля, который внимательно изучил наши бумаги, держа их вверх ногами.

Несколько дней спустя мы с матерью и ее компаньонкой приехали в Торренбо. Дядя Игнасио вместе с женой и детьми следил оттуда за ходом событий, но однажды утром он и его семья исчезли, поспешно спрятав в зарослях плюща литургические принадлежности из часовни. На первый взгляд все оставалось по-прежнему — мы играли в саду, листали журнал комиксов «Микки», читали молитвы, только тихое бормотание сеньориты Марии о пришествии Антихриста и таинственные разговоры родителей вполголоса, чтобы никто не услышал, наводили на мысль о том, что происходит нечто необычное. Падре Хоаким, капеллан церкви Санта-Сесилия в Торренбо, иногда заходил проведать нас. Этот человек, простой и приветливый, подолгу беседовал с матерью, сидя в галерее, и, уходя, протягивал нам руку для поцелуя. Однажды, к нашему величайшему изумлению, падре появился, одетый в штатское, в берете, скрывающем тонзуру. Он сказал, что уезжает и пришел попрощаться. Мама дала священнику немного денег и пакет с едой на дорогу. Когда она желала ему доброго пути, а он в свою очередь благословлял нас, я заметил, что сеньорита Мария плачет. Падре Хоаким исчез в окрестных лесах, и никто из прихожан больше не видел своего священника. Хотя падре просил нас молиться за него, что мы исправно делали, он был вскоре задержан и некоторое время спустя пал жертвой анархистов.

Апокалипсические предсказания сеньориты Марии начинали сбываться: последний номер «Микки», нашего любимого журнала, вышел разрисованным в черный и красный цвета ФАИ [9] ФАИ пользовалась огромной популярностью в Каталонии; в сознании рядовых каталонцев такие понятия, как «анархисты» и «коммунисты», часто смешивались. , церкви полыхали, как во времена разграбления Рима. Из окон летней столовой мы смотрели на грузовик «красных», стоящий возле церкви Санта-Сесилия, и на столб густого дыма над этим маленьким белым зданием. Неужели кто-то донес, что рядом находилась наша семейная молельня? Не знаю, насколько верно такое предположение, высказанное впоследствии отцом: часовенка была хорошо видна с того места, где находились поджигатели, и могла привлечь их внимание без всякого доноса. Так или иначе, вторжение в наш дом людей из грузовика привело всех в ужас. Сеньорита Мария громко всхлипывала: она обожала читать книги о деяниях святых и теперь, должно быть, с восторгом обрекала себя на мученичество. Мама выглянула в окно, увидев, как незваные гости заставили управляющего отпереть двери часовни, но тут же отошла в глубину комнаты, так как ей пригрозили револьвером. Стоя на галерее, мы слышали какие-то голоса, стук, крики. Мама успокаивала нас, а сеньорита Мария молилась шепотом, перебирая четки.

Несмотря на то что моя память сохранила о том дне воспоминания смутные и отрывочные, я прекрасно помню, как после ухода налетчиков мы вышли из дома посмотреть, чтó они натворили. Мраморная статуя Девы Марии работы Мариано Бенльиуре, сброшенная с алтаря, валялась на земле, ее голова была отколота и разбита. Рядом догорали, сваленные в кучу, принадлежности для службы. Мы приняли близко к сердцу этот разгром, а управляющий и его семья почему-то отнеслись к нему молчаливо и безучастно.

Описанные события произошли в отсутствие отца. Мы очень волновались, ожидая его приезда, но через несколько дней он наконец вернулся в сопровождении двух телохранителей: Клариано и Жауме. Как я узнал потом, оба состояли в ФАИ и за некоторое вознаграждение (подозреваю, что оно было немалым) оберегали жизнь и свободу отца. Телохранители ежедневно сопровождали его на фабрику и обратно в Торренбо и ночевали у нас в доме, заботясь о покое семьи. Жауме — смуглый симпатичный парень — своим обаянием и открытостью сразу покорил мое сердце. Он всегда носил с собой револьвер и во время наших прогулок к источникам Лурдес и Санта-Каталина показывал мне его и даже разрешал потрогать. Жауме был — добр и терпелив с детьми, а кроме того, что удивляло и вызывало уважение, с пониманием относился к чужим убеждениям: однажды он обнаружил черную коробку, куда дядя Игнасио в спешке перед отъездом спрятал чашу и дискос из часовни — на случай возможного налета «красных». Жауме рассказал о находке моей матери и посоветовал подыскать более надежное место. Этот жест доверия еще больше возвысил его в наших глазах. Что касается меня, думаю, впервые в жизни я испытал чувство, которое, несомненно, можно назвать любовью, к человеку, никак не связанному с миром моей семьи. Присутствие Жауме, его дружеская простота, наши прогулки по лесу, необыкновенная значительность, которую придавал ему револьвер, — все это ярко окрашивает мои воспоминания о том лете, полном непонятных перемен и неожиданностей, до того самого дня, когда, по неизвестным мне причинам, мы вынуждены были покинуть Торренбо и поселиться в более скромном жилище в соседнем селении Калдетас.

Должно быть, удаленность Торренбо стала очевидной в те опасные времена и послужила главным поводом для переезда. Или, как я слышал потом, вышел специальный приказ о том, что в этом большом доме следует разместить иммигрантов из Страны Басков? Как бы то ни было, осень мы провели уже в Калдетасе. Позади нашего нового обиталища находился сад, его террасы взбирались высоко по склону горы, до полуразрушенной Башни Заколдованных, а рядом с домом был маленький горячий источник. Сеньорита Мария Бой продолжала жить с нами, однако ее чрезмерная набожность, неуместная во времена ярого антиклерикализма, серьезно беспокоила мою мать. Не знаю, хотела ли сеньорита Мария, чтобы и мы прониклись идеей мученичества, или у нее имелись более серьезные причины для ухода, только в один прекрасный день компаньонка исчезла из дома. Мама проветрила ее пустую комнату и, воздержавшись от комментариев, сказала только, что там дурно пахнет.