Александр Трапезников - Похождения проклятых

Игумен Макарий снова скрипнул пером, но продолжал думать о другом. Что ж, Данилов монастырь не первый по богатству, но первый по чести. Как и сам святой угодник Божий чудотворче князе Даниил, смиренный и бескорыстный, не переселился в многолюдные и богатые столицы великокняжеские, а довольствовался скромною и бедною деревушкою Москвою. Зато к сей Москве с того времени начинают прибегать соседние области и княжества. Чужд был всякого лицемерия, неприятель всякого притворства и коварства, сих двух скрытых врагов человеческого рода, сих злейших орудий, служащих к несправедливому многих простейших и неповинных душ обольщению и погублению… Запечатлен благочестием и теплейшею верою к Богу. Создатель вокруг Москвы могучего и пространного государства Российского. Сей-то первоначальный основатель положил начало нынешнему величию России, пролагая малую точию стезю к сему тихими стопами. За ним и сын его, Иоанн Данилович, Калитою проименован рачительный хозяин — и так до Феодора Иоанновича… А надо ведь заказать новую службу и житие святого благоверного князя Даниила, надо. Прежняя, иеромонахом Карионом Истоминым сотворенная, слишком уж витеевата и мудрена.

Настоятель даже улыбнулся краешком губ, проговорив вслух: В таковом трудопребытии велиарова злокознства поправ, не обременился еси грехами пагубоносныя троерожицы: сластолюбием, сребролюбием и славолюбием… Недаром Кариона пестрым прозвали за обилие поприщ: он тебе и пиит, и приказной справщик печатного двора, и толмач, и проповедник, и келарь двух последних патриархов. А будут ли еще на Руси патриархи? Или все уже? Или это ступень восхождения на еще большую высоту? Можно ль затмить сиянье бьющей в глаза святости и правды Святой Руси? Остановить разлитие по лицу Русской земли монашества?

Усердно и радостно скрипнул пером Макарий, рачительно обмакнув краешек его в чернила:

…Всемилостивейший государь! Вели в своем царском богомолии, в Данилове монастыре, каменного строения городовые стены и святыя врата и поварню и хлебню покрыть, а кельи вновь построить или перебрать и покрыть, и на построение дати из своей государевой казны денег. Нижайшие богомольцы Данилова монастыря игумен Макарий с братиею, августа 18 дня 1724 года…

Наступил вторник, 15 сентября. Пошли четвертые сутки с тех пор, как меня среди ночи разбудил телефонный звонок Маши. Все это время ко мне порой закрадывалась такая мысль: спал бы себе и спал и не подходил к трубке, разве мне больше всех надо? Нужны эти треволнения, к тому же сопряженные со смертельным риском? Вон уже три человека, имеющие отношение к Ольге Ухтомской и ее тайне, убиты. А кто следующий? Но с другой стороны, не появись у меня в квартире Маша и Алексей, я, возможно, так во сне и был бы погребен под развалинами дома. А даже если и нет, то все равно продолжал бы спать — духовно, с открытыми глазами, но запертым сердцем. Как тысячи, миллионы моих несчастных, обманутых и оболганных соотечественников. Так не лучше ли бодрствовать духом, чем пребывать в забвении разума, идти навстречу судьбе, а не ждать ее у порога твоего разрушенного дома? Впрочем, каждому, как говорится, свое.

Вот и теперь зазвонил телефон, почти под утро. Но не тот, который сидел в шкафу, а мобильный, оставленный Машей на столе в комнате. Все мы вновь, по-братски, спали на полу. И проснулись одновременно, кроме Владимира Ильича. Он продолжал громко храпеть.

Взяв трубку, я откликнулся в стиле Матвея Ивановича:

— Спасская башня на проводе, говорите.

После некоторого озадаченного молчания женский голос произнес:

— Мне нужна Маша, — и пару раз кашлянул. — Я туда попала?

Почему-то я сразу сообразил, что это Ольга Ухтомская. На меня внимательно смотрели две пары глаз, Алексея и Якова.

— Туда, — ответил я. Развернулся и вышел на кухню.

— Я по поводу сумочки, — продолжил голос. — Мне передали номер ее телефона. Можно с ней переговорить?

— Можно. Но я ее доверенное лицо. Личный юрист. О чем вы хотели ее спросить?

— Юрист? — наступила пауза. Я почувствовал колебания в ее голосе.

— Она сейчас отдыхает, — сказал я. — Говорите со мной. Вы Ольга Ухтомская?

— Да.

Опять пауза. Колебания достигли такой степени, что я испугался, не отключится ли она совсем?

— Нам надо встретиться, — торопливо сказал я. — Это в ваших интересах. И это не телефонный разговор, как вы сами понимаете.

— Конечно, — согласилась она. — Потому что не все вещи в сумочке оказались на месте.

— Пусть вас это не тревожит. Предмет, который мы оба имеем в виду, не пропал.

На кухню вошел Яков. Стал наливать воду в чайник.

— Где и когда? — коротко спросил я.

— У Матвея Ивановича, — ответила девушка.

— Это… неразумно, — я заметил, что Яков прислушивается к нашему разговору.

— Зато безопасно для меня.

— Как раз напротив. Насколько я в теме.

— А где вы предлагаете?

— Дайте подумать.

Меня смущал маячивший передо мной Яков. Он усмехнулся и спросил:

— Красивая пассия? Пусть подругу пригласит. Для меня. Устроим вечеринку.

Подруга уже на кладбище, — подумал я. — И, возможно, не без твоей помощи.

— Ладно, давайте у Матвея Ивановича, — вырвалось у меня, поскольку ничего лучшего не приходило на ум, к тому же я стал нервничать, — часа через полтора.

— Хорошо, — отозвалась Ольга Ухтомская, и связь прервалась.

— А я думал, что вы в Машу влюблены, — насмешливо произнес Яков. — А у вас с другими свидания…

— Думать — вредно, как учит Бахай-сингх. Спросите у своего отца, он подтвердит.

— А чья все-таки она невеста?

— Кто?

— Ну, Маша ваша. Папа говорил, что вы с ней в загс собирались.

— А вам дело есть? Какие реэмигранты пошли любопытные…

— Бросьте. Не пойму просто, как вы такую девушку упустили? И не боретесь. Типичная российская расхлябанность. В кармане дыра, через которую золотая монета проваливается, зато голова забита светлыми мыслями о спасении всего человечества.

— На все человечество мне начхать, — ответил я. Знал же, что он меня подзуживает, но ввязался в диалог.

— Будто?

— Будто. Потому что всего человечества нет, есть отдельные конкретные люди, которые мне дороги или нет. Одних я действительно готов защищать и спасать, а с другими — бороться.

— Не щадя живота своего, как на поле Куликовом? — он засмеялся и в который уже раз подмигнул: — Да вы сами не верите в то, что говорите. Это слова Алексея, а не ваши. А вот он взял да увел у вас девушку. А вы с носом остались. На поле, усеянном костями.

— А что это вы мне все время подмигиваете?

— Лицевой нерв застужен, тик. Холодно у вас в России. Совсем тут расхворался, — он кашлянул, но, кажется, нарочно.