Александр Трапезников - Похождения проклятых

— Вот бы поглядеть на эти чудесные тапочки! — произнесла Маша. Больше она не толкалась. Вразумилась.

— Другой случай, — продолжил Алексей. — У женщины был прекрасный сад, но оттуда кто-то все время воровал яблоки. Взмолилась она Николаю Угоднику. Через неделю приходит к ней сосед и говорит: Прости меня! Сколько раз пытался залезть к тебе в сад за яблоками, но постоянно вижу какого-то старичка-сторожа — и такой на меня страх нападает! Кто это? Ясно кто. А вот еще: одна христианка омрачилась и решила перейти в секту баптистов. Из дома вынесла все иконы, в том числе и святителя Николая. Побросала в мусорный бак. Возвращается как-то от баптистов, смотрит — у порога ее дома промокший и озябший старичок стоит. Дедушка, что же вы под дождем? Идите в избу, погрейтесь. Не могу: хозяйка этого дома меня выгнала. Присмотрелась женщина внимательнее и узнала в нем Николая Чудотворца. Заплакала, раскаялась и вернула потом все иконы обратно… А у другой женщины был муж коммунист — безбожник. Сама-то она верующая. Захотел он тоже избавиться от икон и сунул их в сырую печь. Думает: придет жена, дрова разожжет, ее-то руками иконы и сгорят. Хоть и дурак, а понимает, не хочет на себя грех брать. Жена пришла, стала растапливать печь. А дрова не горят! Сколько ни билась, ни в какую. Тогда она начала их вытаскивать, а там — икона святителя Николая… Опять же во время войны. Шесть солдат выходили из окружения, на Западной Украине. По колено в снегу, мороз лютый. Видят — в поле крошечная избушка. Ну, слава Богу, не замерзнем! Вошли, там сидит старичок, подшивает валенки. Повалились они на пол, в тепло, и уснули. Просыпаются — утро. Но не на полу они лежат, а на земле, уже слегка припорошенные снегом. И над ними — не крыша, а ясное небо, и благовест где-то слышится. Пошли они на колокольные звоны и пришли в храм, а там кто-то из солдат и сказал, указывая на икону святителя Николая: Вот наш хозяин ночной! Я ведь, если бы не набрел тогда на костерок, тоже мог окоченеть к утру, — добавил Алексей. — И как сейчас вижу его ласковые глаза и улыбку в бороде.

— Мне бабушка тоже рассказывала один случай, — вспомнила вдруг Маша. — Она была верующей, меня крестила, но втайне. А в молодости — время было хрущевское — в церковь украдкой ходила. И постов не соблюдала, потому что на работе над ней смеялись и издевались. Не буду поститься! — сказала она себе. — Что людям, то и мне. И стала есть всякие там бутерброды с колбасой перед Пасхой. Так мне потом рассказывала. Однажды уснула, во сне подходит к ней старичок, крепко берет за руку и говорит: Пойдем со мной. Ведет по узкой тропинке, кругом мрачно и страшно. Подводит к пропасти. А оттуда — какие-то вопли, стоны, бурление. Прыгай! — говорит старичок. — Ты же сама хотела: что людям, то и мне. Вот видишь — что людям… Бабушка моя взмолилась и заплакала. С тех пор все посты соблюдала, даже несмотря на насмешки моей матери. А след от пальцев старичка на ее руке остался на всю жизнь, она мне всегда показывала, когда я в детстве озорничала. И историю эту раз сто повторяла.

— Но озорничать меньше ты от этого не стала, даже до сих пор, — вставил я. За что получил еще один толчок в спину.

Я заметил, что нам то и дело попадаются оставленные у обочины машины, преимущественно легковые. Некоторые были пусты, возле других копошились водители. Странно. Погода нормальная, шоссе более-менее свободно, только ехать и ехать. Двигатели, что ли, у всех заглохли? И в основном это были иномарки. Что вызывало меньшую тревогу, поскольку наш жигуленок пахал медленно, но исправно.

— Самый интересный случай произошел в 1956 году, опять же во времена Хрущева, — продолжил Алексей. — Он известен как Зоино стояние, и потряс весь православный мир. Хотя об этом нигде и никогда не писали. Но свидетелей были тысячи. А случилось это в Самаре, тогда еще Куйбышеве.

У меня вдруг запиликал сотовый. А перед нами еще одна тойота зафырчала и съехала к обочине. Чуть сбавив скорость, я поднес трубку к уху, уже догадываясь, кто это может мне звонить.

Я не ошибся. Как не узнать шепоток Олега Олеговича, куратора, похожий на вкрадчивый голос Горбатого из знаменитого фильма про черную кошку:

— Саша? Сашуля, ты где? Ты что от меня прячешься? Ответь. Я же тебя слышу. И вижу. Дурачок-маячок, я же тебя зубами порву…

Пришлось отключить мобильник.

— Кто? — настороженно спросила Маша.

— Путин! — хохотнул я.

А сотовый зазвонил снова.

И вновь не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Они, как две хорошие собаки-ищейки, шли параллельным курсом.

— Сучий потрох, гнида потная, козел нубийский, да я ж тебя… — сразу начал лаяться Толя Кемеровский.

Пришлось выбросить мобильник в окно, под колеса встречной хонды.

— А это кто? — снова спросила Маша. — Тони Блэр, что ли? Или сам Буш-младший?

— Старшой, — отозвался я. — Академик Велихов. На симпозиум зовет. Пришлось отказаться.

— Радикально ты это делаешь, — с уважением заметил Алексей, словно выброшенная сотовая трубка была и для него тоже не ценнее окурка.

Я обратил внимание, что и хонда затормозила и съехала в кювет. Но не по моей же вине?

— Интересно, что это с машинами творится? — вслух произнесла Маша. — Вдоль трассы — сплошные бумеры да мерседесы стоят. К чему бы это? Может, вирус какой в карбюраторах?

— Почему бы и нет? — отозвался я. — Бывают же компьютерные вирусы, а этот — какой-нибудь карданный. Поражает исключительно запчасти к иномаркам.

Другого объяснения я подобрать не мог. Даже гаишник, возле которого я специально притормозил, лишь горестно пожал плечами: сколько добра до него не доехало! А что взять с жигуленка десятилетней давности? И мы отправились дальше. Прямиком в Черусти.

— Так вот, — продолжил Алексей. — О Зоином стоянии. Девушка эта работала на трубном заводе. Решила вместе с друзьями весело отметить Новый год. Родители ее были верующие и возражали — Рождественский пост все-таки, но она не послушалась. Все собрались, а Зоин жених, Николай, где-то задержался. Молодежь веселится, танцует, только у Зои нет пары. Обидевшись, она сняла с божницы икону святителя Николая и говорит: Если нет моего Николая, потанцую с Угодником, тезкой. Подруги сами испугались, хотели остановить, но она еще более дерзко ответила: Если Бог есть, пусть Он меня накажет! И с этими словами пошла в танце по кругу. Потом, как рассказывали очевидцы, комната наполнилась каким-то вихрем, вспыхнул ослепительно яркий свет. Все в страхе выбежали вон. Осталась лишь одна Зоя с прижатой к груди иконкой святителя — окаменевшая и холодная, как мрамор.

— И что дальше? — спросила Маша.

— Ее не могли сдвинуть с места, ноги будто приросли к полу. Стояла как статуя, но при отсутствии внешних признаков жизни была жива: сердце билось. Это наблюдали врачи. Но она не могла ни есть, ни пить. И каких бы усилий медики ни прилагали, в чувство ее привести не могли. А весть об этом Зоином стоянии быстро разнеслась по всему Куйбышеву. Впервые два-три дня многие ходили посмотреть на это странное явление. Однако и власти очень скоро опомнились. Подходы к дому были все перекрыты милицией и дружинниками. А приезжим отвечали, что никакого чуда тут нет и никогда не было. Зачем же тогда столько охраны нагнали? Да и ночью из дома слышались крики Зои: Мама! Молись! В грехах погибаем! Молись! Тем временем врачи констатировали окаменение тканей у девушки. Невозможно было даже сделать укол — иглы ломались. Что делать? Власти пошли на попятную. Не снимая охраны, пригласили священников. Но и те не смогли вывести ее из этого состояния или хотя бы взять икону из застывших рук. И только в праздник Рождества Христова отец Серафим Тяпочкин, который позже служил в Белгороде и был там по ложному обвинению заключен в тюрьму, освятив комнату с водосвятным молебном, сумел отъять из пальцев Зои икону Николая Угодника. Но сама она оставалась неподвижной. Отец Серафим сказал, что теперь надо ждать знамения в Великий день, в Пасху. Еще. Мимо охраны, сквозь которую и мышь не проскочит, несколько раз проходил некий благообразный старец. Он спрашивал у Зои: Ну что, не устала стоять-то? Потом также незаметно и необъяснимо уходил. Догадываетесь, кто это был?