Александр Трапезников - Похождения проклятых

— Ну чего ты все щелкаешь? Да жив я, жив! Просто задумался.

— Крепки же ваши думы, — сказал я. — Как летаргический сон.

— А ты что мне тут беспорядок учинил?

— Я нечаянно.

— Перепутал окно с дверью?

— Вроде того. Мы боялись, что с вами что-то случилось.

— Ничего со мной случиться не может. Я слишком стар для случайностей, это удел молодых.

Сергей Николаевич оттолкнул Лешину руку с нашатырем и добавил:

— Убери эту гадость, налей-ка мне лучше немного коньяка, так я скорее приду в чувство. Порой со мной действительно происходит нечто подобное, особенно…

Он не закончил, лишь взглянул на рукопись и вздохнул. Но мы поняли: видимо, все дело именно в ней, в находке. Она повергла его в этот ступор. А Сергей Николаевич опять как-то боязливо покосился на нее. Я налил три рюмки коньяка, мы молча выпили. Потом Алексей достал из аптечки йод, вату и занялся моим лицом и руками, стал выковыривать из них осколки. Боли я не чувствовал, потому что сам был возбужден до предела.

— Ну, рассказывайте! — поторопил я Сергея Николаевича.

— Да, дядя Сережа, не тяни, — поддержал Алексей. Нам не терпелось узнать, что это?

Но вместо ответа вредный старик вышел в коридор, а вернулся с веником и совком, начал собирать черепки с пола. Мы с Алексеем лишь тоскливо переглянулись. Ничего не попишешь: генералиссимус от науки был, судя по всему, большим педантом, и порядок для него стоял на первом месте.

— Помогайте, чего торчите? — буркнул он сердито.

Мы присоединились к субботнику. Однако продолжалось все это недолго. Хозяин сам бросил в сердцах совок с веником и произнес:

— Нет, не могу. Невозможно что-либо делать, пока это сидит в голове. Давайте-ка еще раз по коньячку.

— Дельное предложение, — согласился я. Теперь, кажется, пила в той или иной степени вся столица. Только по разным поводам.

После того как мы пожевали дольки лимона, Сергей Николаевич сказал:

— Сейчас слушайте и не перебивайте. Вы нашли рукопись монаха Авеля. Заключительную ее часть. О ней много слухов, но мало кто видел, читал или хотя бы держал в руках. Но такие люди есть, были. Сам Авель, в миру крестьянин Василий Васильев, из деревни Окулово Тульской губернии, родился в 1757 году, а умер в суздальском Спасо-Евфимиевском монастыре, на восемьдесят пятом году жизни. Практически в заточении.

— Тот самый прозорливый старец? — не веря услышанному, воскликнул Алексей.

— Цыть! — шикнул на него Кожин. — Сейчас вот не стану ничего рассказывать. Потому что мне тоже не легко собраться с мыслями. После того, что я прочитал.

— Не буду, не буду, — торопливо сказал Алексей. — Слова больше не услышите.

Но старик еще некоторое время обиженно молчал. Потом все-таки продолжил:

— Авель был действительно вещим иноком, как его называют. Это дар от Бога, сами понимаете. Нравом он отличался простейшим и бесхитростным, а потому то, что открывалось его духовному взору, он и объявлял во всеуслышание, не заботясь о последствиях, за что всегда и страдал от власти. В годы Екатерины Великой он обитал в Соловецком монастыре. Там Авель и напророчествовал, что, мол, пройдет такое-то время, и царица помрет — и даже указал, какой смертью. От Соловков до Питера путь долгий, однако слово его все же дошло до Тайной канцелярии. Приехали крепкие молодцы в монастырь, настоятель и монашеская братия за инока заступаться не стали, всем он поперек горла стоял со своими предсказаниями, его бросили в сани да повезли в столицу. А там — в крепость. Да в железо. Он и до этого уже частенько сидел в темницах, и в Валаамском монастыре, и в Николо-Бабаевском Костромской епархии, на Волге. Там же и сочинял свои пророческие книги. Были у него многие искусы, но все их преодолел, за что сказа ему безвестная и тайная Господь о том, что будет всему миру, велев: Буди ты новый Адам и древний отец я напиши я же видел еси, и скажи яже слышал еси, но не всем скажи и не всем напиши, а только избранным… Когда рукописи Авеля попали властям, создали следственную комиссию. Из гражданских, военных и архиереев. Генерал Самойлов, главнокомандующий Сената, прочитав о скоропостижной смерти Екатерины, ударил странствующего инока по лицу и закричал: Как ты, злая глава, смел писать такие слова на земного Бога? Авель отвечал: Меня научил секреты составлять Господь! Генерал решил, что перед ним просто юродивый, не стал отправлять его на казнь, как настаивали архиереи, хотя и доложил все-таки о нем государыне. Екатерина из любопытства встретилась с монахом, долго беседовала наедине, осталась очень задумчивой и растерянной. Но из темницы не освободила.

Сергей Николаевич прервался и однозначно указал мне на рюмки. Я молча налил коньяк. Затем он продолжил:

— Пришел день, и пророчество Авеля в точности исполнилось. Екатерина умерла так, как и предсказывал странный монах. Тогда-то о нем вновь и вспомнили, Авель предстал перед очи нового государя, Павла Петровича. Твоя вышла правда, — сказал царь. — А теперь ответь: что ждет меня и мое царствование? Старец, так и не наученный горьким опытом, все выложил: и что не долог будет его век, и что умрет не своей смертью, а от злодеев-подданных, мученической кончиной. Князь Куракин присутствовал при их разговоре, тайно, в соседней комнате, и все описал дословно.

— Подслушивал, что ли? — неосторожно спросил я. Сергей Николаевич так зыркнул на меня глазами, что я прикусил язык.

— Говорили они очень долго, — снова продолжил он. — Все пророчества Авеля были потом запечатаны в узорчатую шкатулку-ларец из крепких пород дерева, выполненную мастером Новоторжским, придворным краснодеревщиком. Из твоих, между прочим, предков, Алексей, — добавил Кожин. Он встал и подошел к столу, на котором лежала найденная нами шкатулка: — Уж не эта ли самая? Вполне может быть. Она хранилась в особой тайной комнате в Гатчинском дворце, а вокруг нее был протянут на четырех столбиках через кольца толстый красный шелковый шнур, преграждавший доступ. Но никто бы и так не решился взять ее, открыть и заглянуть внутрь. Все знали о том, что Павел I завещал вскрыть ее своему царствующему потомку в столетний день моей кончины. Так и было написано на конверте, куда вложили рукопись Авеля. Однако у него была не одна рукопись, а несколько. Но об этом позже. Павел I, узнав о своей судьбе и судьбе России, отправил Авеля в Невскую лавру, почти опять в заточение. Инок каким-то образом умудрился оттуда уйти, странствовал, продолжал пророчествовать и писать, пока вновь не попал в секретную палату. На сей раз его уже заключили в Петропавловскую крепость. По смерти Павла I — а предсказания Авеля опять сбылись в точности! — его снова перевели в Соловецкий монастырь. Далее. Он написал еще одну книгу, где за десять лет до войны с Наполеоном говорил о том, что французы возьмут Москву и она будет сожжена. Александр I также встречался с ним, выслушал и повелел: Быть ему в тюрьме, доколе сбудутся его предсказания. Пришлось Авелю еще одиннадцать лет провести в ужасающих условиях в Соловецкой темнице. Пока Бонапарт действительно не взял Москву, хотя и получил вместо ключей от города одно пепелище. В сентябре 1812 года Александр I вспомнил об Авеле и приказал князю Голицыну ехать за ним. Монах был уже очень болен. Однако он рассказал Голицыну вся от начала и до конца веков. Позднее, спустя год, повторная встреча с Александром I все-таки состоялась, и Авель поведал императору много такого, от чего тот пришел в ужас. Характер царя с того времени круто изменился, он стал мистически набожным, а в 1825 году тайно оставил трон, поскольку только покаянием мог искупить непредотвращенное им убийство масонами его отца Павла. На это его решение повлиял и преподобный Серафим Саровский, которого Александр I под видом простого военного посетил в его пустыни по дороге в Таганрог, накануне своей мнимой смерти. Но как бы он ни маскировался, Великий старец узнал его, встретил на крыльце со словами: Здравствуй, Великий государь!, взял за руку, провел в келью, где, закрывшись, они провели в уединенной беседе около трех часов…