Альфредо Конде - Грифон

Обгладывая кость, он размышлял не только о быстротечности времени и неуловимости его сути, но и о тех грустных событиях, что привели его в Экс. Тысячи образов возникали в его сознании, но он так и не мог найти причины своего несчастья.

Он вынужден был бежать, едва успев попрощаться. Он отправлялся в Байону, куда вызвал его комиссар, чтобы он помог разобраться с только что прибывшим судном, которое, следуя курсом на Ла-Рошель, вынуждено было свернуть и пристать к берегу, — причиной тому оказался сильный западный ветер, что часто готовит беду морякам у западных берегов Галисии. Бросив якорь возле крепости, судно ожидало досмотра, который необходимо было провести прежде, чем моряки сойдут на берег, чтобы скоротать в тавернах затянувшееся ожидание погоды. Посланец получил сообщение об этом, находясь в своем имении в Сальседо, и немедленно выехал, оставив записку Симоне, которая в это время была в Понтеведре у его племянниц, и поцеловав сына, игравшего в своей колыбельке с самшитовыми погремушками.

Вскоре после его отъезда прибыл гонец от Декана. Его конь был изнурен и взмылен, так что в имении ему дали другого, и он галопом поскакал вслед Посланцу, догнав его на мосту Сан-Пайо, уже почти на другой стороне залива, неподалеку от Аркаде; тот ехал неспешным шагом, не торопя свою лошадь, спутницу всех его странствий. Окликнув его еще издалека, посыльный подъехал к нему и протянул записку Декана: «Не надо хранить книги; лучше сжечь их, пока они не попали в руки невежд. Прошу Вас даже не раздумывать». Посланец прочел записку в испуге, как будто этот приказ, это предупреждение были чем-то невероятным; будто не могли быть написаны эти фразы, ставившие его перед необходимостью бегства. Не говоря ни слова, он повернул лошадь обратно в Сальседо, намереваясь отменить все прежние распоряжения.

Посыльный последовал за ним, по пути отвечая на вопросы, которые, будто нехотя, время от времени задавал ему Посланец. Вскоре они снова были в Сальседо. Симона еще не приехала, и Посланец, внешне сохраняя спокойствие, занялся приготовлениями к путешествию, гораздо более длительному, чем обычно. Приказ был категоричен: необходимо перебраться в безопасное место.

Посыльный Декана уехал сразу же после того, как его накормили на кухне и он немного отдохнул после обеда. С этого момента сборы приобрели иной ритм и стали проворнее и быстрее. Самые верные слуги быстро поняли, что нужно спешить, и помогали ему во всем, так что вскоре Посланец смог снова выехать из имения; на этот раз с ним были еще две лошади, а также преданные ему люди для защиты в пути. Записка, из которой Симона узнает о бегстве, осталась у самого старого слуги из родового поместья.

На этот раз они не переехали мост Сан-Пайо, сев на северной стороне залива, возле Вилабоа, в лодку и оставив лошадей под присмотром самого юного из спутников. Необходимо было избегать дорог.

Гребли не жалея сил и уже к ночи разглядели очертания корабля, вырисовывавшегося на фоне мыса Байоны. Не поднимая парусов, поскольку они боялись, что их заметят с суши, они медленно приблизились, пришвартовавшись к судну с противоположной от берега стороны. Посланец поднялся на корабль и через некоторое время, перегнувшись через борт, позвал своих сопровождающих. Вскоре вся его поклажа находилась уже в трюме судна, и тогда он обнял одного за другим своих спутников; когда те были уже далеко, затерявшись во тьме ночи, корабль снялся с якоря, поднял паруса и взял курс на острова Сиес. Сильный ветер стих, и теперь слабый восточный ветерок, скользивший по чистой глади вод, легкий, едва заметный бриз вел корабль в открытое море, почти не надувая его парусов.

Так он бежал. Послание Декана означало, что надо было спасаться бегством, и он, ни о чем не спрашивая, выполнил предписание. Теперь же, пребывая в одиночестве в Эксе, он вновь и вновь задавался вопросом: какой же дурной ветер пригнал его сюда?

Посланец спрашивал себя, кто мог его предать, кто мог обмануть его доверие, кто допустил ошибку, и снова и снова проигрывал тысячи возможных ситуаций, которые могли к этому привести. В тиши своей комнаты он вновь задавал себе вопрос, кто мог его предать: друг детства врач, сам Декан, кто-нибудь из каноников или из людей Святой Инквизиции. Он восстанавливал в памяти все свои поездки, имена всех тех, кто был вовлечен в тайную, созданную им сеть, и, не находя никакого вразумительного ответа на свои вопросы, он вновь возвращался к неразумным и абсурдным построениям, охватывавшим все возможные варианты, отчего мучения его становились еще сильнее.

Покончив с ногой барашка, он пододвинул кожаное кресло поближе к камину, подбросил в огонь дров и, поправив наброшенную на плечи накидку, вновь обратился мыслями к последним дням. Необходимо принять какое-то решение, он должен чем-то себя занять. С тех пор как он приехал в Экс, его жизнь стала непрерывным ожиданием и страхом себя выдать. Людей, знавших о его теперешнем местонахождении, можно было пересчитать по пальцам: один старый друг, еще с тех времен, когда он занимался в Аахене анатомией, медициной и немного алхимией; два печатника, с которыми он познакомился в бытность свою в Эксе много лет назад; возможно, кто-нибудь еще, кто слышал от этих людей о галисийце, что остановился на улице Грифона.

Его путешествие прошло успешно, плавание оказалось спокойным, у него даже было время вспомнить путь, которым шла Армада, и ее страшное поражение. Теперь же, напротив, все обстояло как нельзя лучше, и через несколько дней он был уже в Ла-Рошели. Оттуда, с двумя взятыми из дому сундуками, располагая денежной суммой, достаточной для того, чтобы безбедно прожить много месяцев, Посланец приехал в Экс, обзаведясь охранной грамотой, которую он купил, едва ступив на землю. Ему хотелось оказаться подальше от побережья Атлантического океана, подальше от западной оконечности Европейского континента, но в то же время на перепутье дорог, которые он так любил, в таком месте, где он мог бы легко получать известия отовсюду. Поэтому он и находился теперь в Экс-ан-Прованс. Поэтому теперь он пребывал в покое и безопасности и, пребывая в покое и безопасности, продолжал размышлять о дурном ветре, что занес его сюда. Пригревшись у огня, он заснул.

Он проснулся рано утром, окоченев от холода, и решил подождать, пока окончательно рассветет. Тем временем он разжег огонь, вскипятил молоко и выпил его, покрошив туда хлеба; он делал это со старательностью человека, которому делать больше совершенно нечего, располагающего всем временем мира для того, чтобы ничего не делать. Посланец томился от безделья, но он хорошо знал: на службе у Филиппа такое количество людей, разбросанных повсюду, что он мог столкнуться с ними в любом месте, где бы ни находился. Возможно, Экс — не лучшее место, чтобы спасаться здесь от преследования, но — кто знает? — ведь и сама причина бегства может подчас определять расположение норы, служащей для укрытия. Они этого не знали, это было ведомо лишь ему.