Коллектив Авторов - Эта гиблая жизнь

Тот же историк как-то, махнув рукой, сказал: «Что вы хотите, вся страна ворует, вон за один день кредит на полтора миллиарда долларов украли, по телевизору только об этом и говорят... Да и говорят-то скорее с завистью, чем с осуждением. А мы им понятия о чести и совести пытаемся внушить».

– Ну, почему вся страна, – возразила тогда ему Мария Семеновна, – мы ведь не воруем!

– Мы! Мы – это живые ископаемые, можно сказать, мамонты сегодняшнего дня, да и что мы украсть можем?

Сейчас, сидя на учебе и слушая, зачитываемую вслух какую-то дурацкую инструкцию, глядя как Павел Андреевич чиркает красной ручкой в перебираемых листочках, Мария Семеновна пожалела, что не взяла с собой контрольные работы девятого класса и опять подумала, что проверять их придется ночью, ведь сегодня вечером должен заехать Анатолий Иванович... Наконец учеба закончилась.

– Ну вот, на сегодня все! – подвела черту завуч. – Павел Андреевич, в помещении избирательной комиссии нужно сейчас повесить портрет президента, вы у нас единственный мужчина, будьте уж так добры, а Мария Семеновна вам поможет... Поможете, Мария Семеновна?

Минут десять историк прилаживал на вбитом в стене крюке портрет. Мария Семеновна пританцовывала вокруг, подавая команды «Выше», «Ниже», «Правее», пока не наткнулась бедром на угол стола. С ужасом глядя, как из под подола юбки выползает к колену стрелка на поехавших колготках, она прижала это место ладошкою и замерла.

– Вот так и хорошо, пусть висит, – дрогнувшим голосом, чуть не плача, и не глядя уже на портрет, объявила Мария Семеновна. Колготки были последними и покупка новых никак не вписывалась в ее планы. «Господи, ну почему я такая растяпа! – думала она, стоя неподвижно и стараясь прикрыть стрелку подолом, пока историк, отойдя от портрета, оценивающе разглядывал дело своих рук.

С портрета на них смотрело крупное, слегка одутловатое лицо, с чуть брюзгливо поджатыми губами, и равнодушным взглядом, которому художник попытался придать значимость.

– Не помню, у кого читал, – историк посмотрел куда-то на потолок, – «Истинное лицо президента – это лицо жизни его народа», или там было не «президента», а «монарха», – уже сам себе буркнул он и вышел за дверь.

«Не заметил, – облегченно вздохнула Мария Семеновна и поспешила в свой кабинет замазать стрелку клеем, чтобы совсем не расползлась, – ничего, дома заштопаю».

Уже накинув дубленку, она почти побежала в продленку, где у Елены Сергеевны, воспитателя группы продленного дня или просто Лены, был сейчас ее Андрейка.

Жили они с Леной в соседних домах и часто выручали друг дружку, когда надо было срочно подбросить кому-нибудь свое чадо. Бабушки жили далеко, а мужья... У Лены, правда, муж был, но, работая шофером-дальнобойщиком, долго дома не задерживался, крутя где-то неделями баранку. Вернувшись домой, он дня два не отпускал от себя жену и тогда их сын, второклассник Димка, коротал вечер у Маши с Андрейкой, когда же это было нужно Маше, Лена брала на себя все заботы о ее сыне.

– Леночка, ты меня сегодня выручишь? – Маша нежно чмокнула сына в макушку, оправила ему растрепавшуюся одежду и чуть придержала, прижав к животу, вырывающееся, недовольное этой прилюдной лаской тельце. – Я к тебе за ним часиков в восемь забегу.

– Давай, давай, пользуйся моей добротой! – Лена смотрела на нее с легкой улыбкой. – Мой позавчера укатил, и мне все равно делать нечего... Не волнуйся, и покормлю, и уроки посмотрю.

– Ох, спасибо тебе, что бы я без тебя делала, не знаю!

– А я без тебя? Нам, бабам, без помощи друг дружке не прожить. Не знаю, что там мужики своей мужской дружбой не нахвалятся, а по мне, куда им до женской! Беги, беги! – видя, что Маша нетерпеливо взглянула на часы, закончила она.

Бежать и правда было уже нужно. Часы показывали без четверти три, а в четыре приедет Анатолий Иванович. А ведь еще нужно успеть принять душ, высушить голову, подкраситься... Да мало ли что нужно еще успеть сделать женщине в ожидании мужчины.

Анатолий Ивановича... Она даже в мыслях называла его по имени и отчеству, а наедине просто язык не поворачивался назвать его Толей или Толиком, и она обходилась простым безличным «ты», хотя он ее звал и Машенькой и Машуткой. Впрочем ему, пятидесятидевятилетнему мужчине это было гораздо проще, естественнее, ведь его сыну, как она знала, было уже тридцать пять. А вот ей...

В первый год разлуки с мужем она жила ожиданием их редких встреч, была бабушка, требовавшая постоянной заботы, Андрейка, родители... Весь день и ночь рядом были люди. Хотелось, конечно, близости, но было не до того. Оставшись одна после смерти бабушки и отъезда мужа в часть, Маша затосковала. Молодой организм требовал своего, хотелось прижаться к кому-то родному, близкому, ощутить мужское дыхание, крепкие руки на своем теле. Попытки завести любовника ни к чему не приводили, на работе из подходящих мужчин был один историк, да и тот женатый, не проявляющий к Маше ничего, кроме дружеского участия; знакомства на редких вечеринках привели к паре случайных связей, впопыхах, не оставивших в душе ничего кроме легкого раздражения... Особенно плохо было по вечерам, когда сын уже посапывал в кроватке, надоевший телевизор нес очередную ахинею, а за темным окном слышались молодые голоса, хихиканье девочек, басок парней. Хотелось плюнуть на все и бежать куда-то.

Вот в один из таких тоскливых вечеров она, неожиданно для себя самой, и ответила на объявление из рубрики «Знакомства», попавшееся на глаза в какой-то рекламной газетке, бесплатно раскидываемой по почтовым ящикам. «Немолодой, но сохранивший желание любить мужчина 58/175/88, познакомится с женщиной до 40, для нечастых, интимных встреч на ее ж/и. Возможна разумная материальная поддержка. Отвечу на письмо с контактным телефоном». Дальше указывался абонементный ящик в почтовом отделении. Понимая, что утром передумает, она не поленилась дойти до почты и бросить конверт в ящик. Утром, действительно переживала, обзывала себя в мыслях проституткой, решила, что если ей позвонят, скажет, что кто-то просто глупо пошутил.

Он позвонил ей через неделю... Был вежлив, учтив, ничего не требовал, предложил просто встретиться, погулять, выпить кофе. И она почему-то согласилась.

В ту, первую встречу, вначале ей было неловко с человеком, который был старше ее отца, но потом она перестала ощущать его стариком, он был умен, ироничен, ни в коей мере не снисходителен. Они просто гуляли, действительно зашли в уютное маленькое кафе и выпили кофе с вкусными пирожными. Для Маши это было внове: ее муж да и другие знакомые мужчины предпочитали пить пиво из горлышка бутылки, или, как они говорили «махнуть» грамм сто пятьдесят водки под бутерброд с котлетой... В ту, первую встречу между ними ничего не было, хотя Маша отвезла заранее Андрейку к бабушке и квартира была свободна: они просто гуляли и разговаривали. Она сама не заметила, как рассказала о себе все, ну, или почти все... Он проводил ее почти до самого дома и, остановившись, сказал: