Анош Ирани - Песня Кахунши

Ананд-бхаи вытирает ладони о штаны, бросает взгляд на Чамди, замечает, как блестит от масла его кожа, переводит взгляд на дорогу. Они проезжают мимо кафе «Ширин». Чамди удивленно смотрит на окна – в них почти не осталось стекол. Возле храма стоит машина «скорой помощи», тут же три полицейских джипа. Ананд-бхаи тормозит.

– Вылезай. Дальше не проедем.

Они бегут мимо «скорой». Двое санитаров несут на носилках тело – мужчина средних лет в белом костюме. Кожа на лице желтая, как воск, глаза закрыты. Санитары бросают труп в машину и возвращаются за следующим.

Вот уже и храм. Старуха-цветочница все еще лежит на тротуаре. Стены дома напротив забрызганы кровью. Повсюду валяются обломки, земля усеяна осколками стекла, раздаются стоны раненых.

Гудди по-прежнему на ступеньках медпункта. Ананд-бхаи подносит палец к ее губам.

– Живая, – роняет он.

В первый раз Чамди рад тому, что говорит Ананд-бхаи. Он даже почти не боится его.

Ананд-бхаи взваливает Гудди на плечо и шагает к машине.

– Сумди тоже здесь, – говорит Чамди.

– И Сумди тоже? Пропади вы пропадом! А с ним что?

Чамди идет к тому месту, где видел Сумди.

Маленького мальчика, на несколько лет моложе самого Чамди, придавила бетонная плита. Трое мужчин, один из них полицейский, пытаются приподнять ее. Мальчик без сознания.

Вот и Сумди. Спина разорвана взрывом.

– Готов, – говорит Ананд-бхаи.

– Я его здесь не оставлю, – говорит Чамди.

– Брось. Он умер уже. Ему не поможешь.

– Мы должны его забрать.

– Ты что, хочешь, чтобы я еще на трупы время тратил?

Ананд-бхаи поворачивается и несет Гудди к машине. Чамди стоит над телом друга. Кажется, будто Сумди просто решил их напугать – вымазался красным и ухитрился разодрать себе спину. Чамди озирается. Помочь тут некому. Сумди никто не понесет. Санитаров просить бесполезно. «Они не людей спасать приехали, – думает Чамди, – а трупы собирать».

Он хватает тело за руки и тащит. Голова Сумди не держится, лицо почти касается земли. Чамди старается не смотреть на то, как сыплются на асфальт зубы.

– Я тебе сказал – брось его! – кричит Ананд-бхаи.

Чамди тащит Сумди, но руки немеют. Тело с глухим стуком падает на тротуар. Чамди собирается с силами и снова хватается за запястья.

Через минуту подбегает Ананд-бхаи и взваливает труп на плечи. Санитары оборачиваются, но тут же возвращаются к своим делам. Полицейский тоже равнодушно смотрит на Ананда-бхаи, потом дважды стучит по капоту «скорой», и машина трогается с места.

Задняя дверца машины Ананда-бхаи открыта, Гудди лежит на сиденье. Ананд-бхаи бросает тело Сумди на пол. «Как бы он ему костей не переломал», – думает Чамди. Он никак не может поверить в то, что Сумди уже все равно.

Чамди чихает, ноздри щекочет пыль. Улица пуста, как будто сейчас раннее утро. Почти все магазины закрылись, на тротуарах и в окнах домов никого нет.

И вот что странно – плакать совсем не хочется. Кажется, будто все происходящее – это такая игра. На застывших телах красная краска, а Сумди и Гудди просто притворяются мертвыми.

Чамди старается разглядеть хоть что-нибудь в кромешной тьме. Стены бетонные, и помещение кажется гораздо меньше. В углу выгороженный закуток для мытья. Деревянная дверь приоткрыта, внутри валяется красное пластмассовое ведро. На одной стене кухонная мойка – раковина каменная, старая, вся в выбоинах. Выше – бетонные полки. На самом краешке – мешок с рисом; наверное, скоро свалится на деревянный стол. На столе пачка сигарет «Голд флейкс» и открытый коробок спичек. Единственная люминесцентная лампа на потолке мигает, загорается и гаснет, бросая отсветы на тело Гудди.

Гудди неподвижно лежит на полу. Рядом на корточках сидит Дарзи, прижимая белую тряпочку к ране на ее лбу. Останавливает кровь. Неподалеку – лужица крови, но это чужая. Скорее всего, Навина, брата Ананда-бхаи. Кстати, куда он подевался? Совсем недавно был в комнате, Чамди слышал его стоны.

Дарзи старый совсем, но на корточках сидит без труда. У него очень тонкие брови и лоб как будто припухший. Седые волосы смазаны маслом и зачесаны назад. Он улыбается Чамди, обнажая желтые зубы. Чамди улыбается в ответ и думает о ножницах, игле, нитках – все это Дарзи разложил на белой марлечке рядом с Гудди. Правой рукой он удерживает тряпочку на ране, а левой подтягивает клетчатое лунги – повязку, сползающую с бедер, и заодно почесывает правую лодыжку. Белая майка задралась, и виден живот, такой же волосатый, как у Ананда-бхаи.

– Где старуха? – спрашивает Ананд-бхаи.

Он стаскивает с себя белую рубаху, утирает ею потное лицо, комкает и швыряет в угол.

– Она с Навином в его комнате.

– Как он?

– Через пару дней будет как новенький.

– Вот ублюдки! Они мне еще заплатят!

– Конечно, – спокойно отвечает Дарзи, приподнимая тряпочку на лбу Гудди.

Рана еще кровоточит. Дарзи щелкает языком и возвращает тряпочку на место.

– Это все мусульмане, – цедит Ананд-бхаи. – Они за все заплатят.

– И чего ты этим добьешься? Убийство не остановит войны.

– Чтобы спасти чью-то жизнь, надо сначала отнять чью-то жизнь. Мы не можем спать спокойно, пока хоть один мусульманин живет в этой стране.

– И что теперь, убивать каждого встречного мусульманина?

– Начнем с нескольких. Я отрежу им головы и покажу Навину – этот устроил взрыв в храме? Или, может, вот этот?

– Зачем он вообще туда поперся? И почему с работы ушел?

– Работа в телефонной компании – это не работа! Это рабство, понял? Я хотел представить Навина Намдео Гирхе. Ну там… поговорить почтительно, попросить благословения – Навину ведь нужно продвигаться наверх.

– Зато уж как сам Намдео Гирхе наверх продвинулся! Выше некуда! Вот сейчас бы у него благословения и просить.

– То есть?

– У него теперь с Богом прямая линия.

– Смейся, смейся! Вот увидишь, Бомбей сгорит дотла.

– Ну хорошо, пусть храм взорвали мусульмане, но ведь не все же! Это сделали несколько человек, – говорит Дарзи. – За что же остальные должны страдать? Мы годами мирно жили рядом с ними. Они наши братья. Несколько мусульман подложили бомбу. Остальные ни в чем не виноваты.

– Невиноватых больше нет.

– Мы чуть сына сегодня не потеряли! Не забывай об этом. А ты почему в храм не пошел? Зачем ты послал младшего брата туда одного?

Ананд-бхаи молчит, будто не слышит вопроса. Оглядывается, прислоняется к дверному косяку, что-то бормочет себе под нос. Старуха отводит руку сына и входит в комнату.

– Давай-ка, объясни матери, почему ты не пошел сегодня в храм, – повторяет Дарзи.

Женщина ни на кого не смотрит. Чамди кажется, будто она гораздо старше Дарзи. Старуха глядит на мигающую лампу, словно та ее раздражает.