Николай Климонович - Цветы дальних мест

Телеген повторил. И в самом голосе его, и во взгляде было что-то приторное, неестественное, а в подергивающемся рте, в расслабленных губах, на которых посверкивала слюна, стекая с одной стороны по щетине, нечто от сумасшедшего.

— Что он г-говорит? — резко спросил Володя, спросил и раздраженно, и озабоченно, хоть ни малейшей угрозы в тоне Телегена не было.

Чино вдруг поднял голову:

— А хочешь, переведу? А? Хочешь? — Он вдруг засмеялся злорадно. — Правда, хочешь? Так вот, он говорит, что очень вас любит: и вас, и бабу вашу. Что рад очень. Что за то, что так вас полюбил, он вам тайну откроет. Тайну! — повторил Чино и захохотал. — А вы слушайте.

Телеген теперь говорил, не умолкая, покачивая головой, как в трансе, и в такт девочка с мертвым личиком перебирала ножками внутри своего непомерно длинного платья, топала по его ступням.

— Он говорит, что уж рассказывал вам об источнике. Это близко, говорит он…

— Ну, конечно, — обрадовался тут парень и вскочил бы от восторга на ноги, если б Володя не поймал его за локоть. — Ну, конечно, я ж там сегодня был.

Телеген оборвал речь и уставился на парня безумными глазами.

— Да, да, чего вы так смотрите? Это рядом, там озеро. Я… — от волнения парень никак не мог сглотнуть слюну, запнулся, — я пошел прогуляться… и увидел. Широкое такое, блестит, в километре от нас, не больше.

Чино еще пуще, еще более зловеще захохотал:

— В километре, держи карман. Да там лужа, ее все знают. Это вот где, под нами, днем от юрты видно. Да только он не про то, а? — обернулся он к дядюшке.

Тот помотал головой.

— Нет, он про другое говорит. Вот слушайте, слушайте…

На губах Телегена уж белела пена. Дрожащей рукой он потянулся к бутылке, выцедил последние капли и продолжал.

— Там деревья растут… и все такое, — переводил Чино. — Там есть источник, вокруг него деревья и цветы. Туда прилетают птицы, понятно? Это он так говорит, — шепотом добавил племянничек, — да только он мне тоже все это рассказывал, я верил поначалу, пока не понял, что он — того. — Чино постучал себя пальцем по виску, а Телеген тем временем частил свое.

Говорил он с неподдельной страстью, захлебывался, слюна пузырилась на черных губах. В безумных глазах были страх и мольба, словно Телеген не о восхитительном оазисе повествовал, а доказывал невиновность. Глядя на него, гости испытывали смешанное чувство: прежде всего, хотелось ему помочь, вскочить на ноги, закричать — да верим мы тебе, верим, не надо так… Парень, казалось, и впрямь заразился энтузиазмом, так и подпрыгивал на своем месте, да и ВолоДя, лишь прислушиваясь к издевательскому переводу Чино, одергивал себя: да ведь бред же это, бред!

— Он там цветок сорвал! — провозгласил Чино. — Сорвал там цветок и просил передать его вашей начальнице. Во, щедрость-то — все раздарил! А цветов в пустыне больше нет, только там. Ни у кого в пустыне нет, только у него, и он хочет этот цветок подарить ей…

— Ц-цветок? — переспросил Володя и наморщил лоб, не в силах уже что-либо сообразить.

— У него есть оттуда цветок? — выкрикнул парень. — Ну вот, я же говорил! — добавил он, хотя, как мы знаем, ничего о цветах не говорил и говорить не мог.

Девочка была согнана с ног. Телеген встал на карачки и пополз куда-то в угол, урча по-собачьи.

— А что ж он сам там не живет, у источника? — вдруг выкрикнул Володя зло и совсем не заикаясь. — Чего он нам голову д-дурит? Пусть сам…

— Баран, — коротко ответил Телеген из угла.

— Ч-то, баран?

— Баранов некому пасти будет, — пояснил Чино, но по-прежнему изгиляясь. — Его дело здесь с ними быть.

— Чушь, чушь, — решительно возразил Володя. — Вот с баранами вместе туда и перекочевал бы…

Чино вдруг оборвался и недоуменно на него посмотрел.

— Но туда нельзя с баранами, — пробормотал и он.

— К-куда? — От возмущения Володя даже приподнялся. — Ты ж говоришь, что нет никакого источника, сам же г-говоришь.

— Да нет, конечно, так, — согласился Чино, но по-прежнему растерянно.

— У-уй! — выкрикнул Телеген из темноты. Видно было, как ползет он к ним обратно, что-то сжимая в руке, рыча и подвывая.

Он подполз к краю одеяла, протянул руки к очагу, и в темной лощинке его ладоней что-то вспыхнуло красным огнем.

— Вот, — тихо сказал Чино.

— Ч-что — в-вот? — пролепетал и Володя, вглядываясь, а парень, дрожа от страсти, тянул что было сил свою нелепую подслеповатую голову к самому огню.

— Ы-ый, — взвыл Телеген снова — уж вовсе по-звериному.

Цветок в его руках, в живых ярких отсветах, расцвечен был отчетливо. Чашечка понизу закрашена черным, резная же ее кромка — коричневым. Венчик, у основания нежно-розовый, по талии опоясан был белым пояском, а широко раскрытые разлапистые лепестки рделись к краям, обведенным яркой кумачовой каймой. Снутри цветка выглядывали длинные, с бутафорскими шариками на стыдливо изогнутых концах, реснички тычинок, и весь он был красив игрушечной, нереальной красотой.

— Понюхать можно? — истомным голосом проныл парень, протягивая и нос, и губы к вожделенному цветку.

Чино отвернулся.

— М-мы п-передадим, к-конечно, — смущенный таким великолепием, стыдясь своего недавнего недоверия, проворковал и Володя. — С-спасибо вам, Люда будет очень… Люде будет…

Парень уж вовсю вдыхал ноздрями нездешний аромат, лицо его багровело от близости к огню, бороденке грозило быть вот-вот спаленной. Он бессмысленно таращил глаза, Телеген смотрел на него безумно и протягивал пригоршню.

— Ай! — вскрикнул он уязвленно.

Чайник, уже давно побулькивавший на очаге, плюнул из носика кипятком, Телеген отдернул ошпаренные руки, цветок выпал у него из ладоней и улегся на угли.

Мигом лепестки завяли и скрутились. В центре нижнего образовалась желтая проплешина, просунулся в нее сперва один любопытный язычок, потом другие потянули края в стороны, цветок клюнул головкой вниз, через секунду на его месте лежал лишь черный бутон пепла да тускло поблескивала закрученная спиралькой закоптившаяся, медленно расплавляющаяся проволочка, которой чашечка прикручена была, видно, к деревянному, дотлевающему сейчас стебельку.

В ответ на вой Телегена во дворе отозвалась собака. Позвенела карабином, поурчала, а потом завыла — тягуче, всласть. Впрочем, Телеген, казалось, на казнь цветка и внимания не обратил. Тряс ошпаренной рукой, бормотал про себя точно заговор какой-то, дул на обожженное место, сразу же забыв и о племяннике своем, и о гостях, и об удивительном источнике посреди пустыни, вкруг которого росли деревья и цветы, к которому прилетали птицы и о котором, судя по всему, знал доподлинно только он один…

— Его старшая дочка такие в школе делает. По труду, — пояснил Чино, когда вышли из юрты.