Олег Борушко - Продаются щенки

Передав Шнурко фотоаппарат, Георгий снова посмотрел на чужую землю и поежился, как однажды осенней порою, глядя в зловещую воду Москва-реки. Поле, бугрившееся за парапетом, глядело недобрыми глазницами дотов, змеилась, блестя на солнце, бетонная между ними тропа, а дальше — дорога вглубь, к сопкам, похожая на взлетную полосу.

Прикрыв рукой от солнца глаза и все равно отчаянно щурясь, Георгий с любопытством искал там живое существо.

— Граница! — громко сказал Шнурко, с удовольствием обозревая пространство.

Георгий опустил руку, в глазах стояли радужные круги, наклонился, сорвал одуванчик.

Они поразили его еще в Пхеньяне. Созревая, одуванчики обретали тут огромные головы, с кулак величиною, обдувать их было одно удовольствие — хватит воздуху или нет?

— А-а! — оживленно сказал Шнурко. — А на нейтральной полосе-е та-там, во Высоцкий, да? — Он выхватил у Георгия цветок. — Тьфу, зараза! — стер об штаны молочко, попавшее на руку.

Георгий забрал одуванчик, двинулся к бортику для съемки. «Странно, — ни к чему думал он, — зачем такая порожняя трубочка для ствола? Глупость: внутри пусто — а растет. Глупость».

Сдавил пальцами податливое тело стебля, прокрутил туда-сюда, оно телесно потрескивало, скатываясь меж пальцев в тонкий витой хомутик.

Подошел к барьеру, ощутил коленями сквозь брюки шершавое вещество бетона. В воздухе томилось знойное, пьянящее марево.

Георгий принялся дуть и следил, как, прежде чем сесть, подхваченные у земли невидным током, пушинки совершали напоследок проворный зигзаг, а тогда уже мирно опускались в траву.

Сашулька пожирал глазами бумагу на доске:

«ПРИКАЗЫВАЮ:

За невыход на экзаменационную сессию Середу Г. П. из института ОТЧИСЛИТЬ».

Изучив все до кавычек, прочитав еще в целом, что было на доске, и с трепетом возвратившись, Сашулька подумал:

«Ну, мужик!»

Спустившись на улицу, пересек реку по Крымскому мосту и свернул налево. Выйдя на Кадашевскую набережную, доплелся до толпы у винного магазина, полез в карман сосчитать деньги.

Тут заметил, что толпа стоит спиной к магазину и глядит в пространство через реку. Он последил направление: на Спасской башне стрелки тяжело, с одышкой, приближались к двум. Толпа затаила дыхание. Сашулька невольно поддался общему благоговению — и вдруг вздох, словно из самых недр замоскворецкой земли, вынесся из толпы на реку, на вольный московский воздух, и, смешавшись с первым ударом курантов, вернулся, оплодотворенный, рассыпался и обернулся в звучный гвалт и набатные удары в глухонемую дверь.