Дуглас Коупленд - Поколение Икс

– Не-а. Не могу есть, не тянет. Ну и денек. Да, кстати, сделай одолжение… Не мог бы ты завтра, перед моим возвращением, поставить в вазу цветы? Ну, например, тюльпаны? Мне они понадобятся.

– О! Означает ли это, что ты вновь переселяешься в свой домик?

– Да.

МОГИЛЬНИК С ЧАСАМИ:

феномен, когда, видя какой-то предмет, человек автоматически начинает вычислять примерный период его полураспада: Хуже всего с горнолыжными ботинками. Они из бронебойной пластмассы. Проваляются до тех пор, пока наше солнце не вспыхнет сверхновой звездой.

Сегодняшний день – редкостный метеорологический феномен. Пыльные торнадо обрушились на холмы Тандерберд-Коув в долине, где живут Форды; все города пустыни – на чрезвычайном положении, ибо возможно внезапное наводнение. В Ранчо-Мирадж олеандровая живая изгородь оказалась дырявым ситом – теперь колючая взвесь из перекати-поля, пальмовых листьев и высохших стаканчиков от мороженого Ням-ням бомбардирует стену детской клиники имени Барбары Синатра. И все же воздух теплый и вопреки здравому смыслу светит солнце.

– С возвращением, Энди, – кричит Дег. – Вот такая погода была здесь в шестидесятых. – Он зашел в бассейн по пояс и что-то собирает сетью с поверхности воды. – Ты только посмотри на это небо – большое-пребольшое, а? И знаешь еще что – пока тебя не было, наш хозяин польстился на дешевизну и купил с рук покрытие для бассейна. Смотри, что из этого вышло…

А вышло следующее: пузырчатая пластиковая пленка, пролежавшая много лет на солнце в испарениях гранулированной хлорки, не выдержала; органическая смола покрытия начала разлагаться, выпуская в воду тысячи изящных, трепещущих пластиковых лепестков, прежде заключавших в себе пузырьки воздуха. Любопытные собаки, постукивая золотистыми лапами по цементному бортику бассейна, смотрят на воду, нюхают, но не пьют, потом косятся на ноги Дега, вокруг которых шныряют мелкие чешуйки гниющего пластика, – при виде этого мне вспоминается один апрельский вторник в Токио и лепестки, падающие на землю с отцветающих вишен. Дег рекомендует собакам отвалить – ничего здесь съедобного нет.

– Спасибо, не хочу смотреть. Наслаждайся сам. Слышал, что произошло с Клэр?

– Что она избавилась от мистера Слизняка-ЛТД? Да, она утром чвонила. Должен заметить – я восхищен романтическим духом этой девушки.

– Да, она просто прелесть, это точно.

– Она вернется сегодня часов в одиннадцать вечера. К завтрашнему дню мы тебе сюрпризик чатотовили. По нашему разумению, тебе понравится. Ты ведь никуда завтра не собираешься?

– Нет.

– Отлично.

Мы юворим о праздниках и том, что они по определению не способны доставить человеку радость: все это время Дег трудолюбиво гоняет воду через сеть. О Шкипере и астон-мартнне я пока не спрашиваю.

– Знаешь, я всегда думал, что пластик неистребим, а пн, оказыиается, гниет. Да ты смотри, смотри – эго же замечательно. И знаешь, я тут еще придумал, как избавить мир от плутония – без всякого риска и навсегда. Пока вы себе шлялись, я работал головой.

– Рад слышать, что гы разрешил крупнейшую проблему современности, Дег. Почему-то мне кажется, что ты сейчас об этом расскажешь.

– Какая проницательность. Итак, надо сделать вот что…– Ветер гонит комок лепестков прямо в сеть Дега. – Собираем весь плутоний, который валяется под ногами, – все эти глыбы, которыми на атомных электростанциях двери подпирают. Глыбы обливаем сталью, как драже Эм энд 'Эм – шоколадом, а потом загружаем ими ракету и запускаем ее в небо. Если запуск не удается, собираем конфетки и вторая попытка. Но с ракетой-то ничего не случится, и плутоний улетит прямее к солнцу.

– Красиво. А что, если ракета упадет в воду и плутоний затонет?

– А ты запускай ее в сторону Северного полюса, и она приземлится на лед. А затонет – пошлем подводную лодку и поднимем его. И все дела. Бог мой, какой я умный.

– Ты уверен, что это еще никому не приходило в голову?

– Кто его знает. Но на данный момент это все равно самая блестящая идея. Кстати, ты сегодия мне помогаешь на большом приеме у Банни Холландера. Я внес тебя в список. Будет прикольно. Разумоется, если ветер до вечера не разнесет все наши дома в щепки. Боже, ты только послушай, как они скрипят.

ДЕСЯТОЧКА:

первое десятилетие нового века.

– Дег. а что Шкипер?

– А что Шкипер? Как ты думаешь, он тебя заложит?

– Даже если заложит, я скажу, что этого не было. И ты так скажешь. Двое против одного. Мне что-то неохота обзаводиться собственным уголовным делом.

Мысль о суде и тюрьме привидит меня в ступор. Дег замечает это по моему лицу.

– Не боись. друг. До этого не дойдет. Обещаю. И знаешь что? Ты не поверишь, чья это была машина…

– Чья?

– Бапни Холлаидера. Чувака, чей прием мы сегодня обслуживаем.

– О господи!

Взбалмошные сизые лучи дуговых прожекторов мечутся как шальные в затянутом облаками небе – кажется, то вырывается на свободу содержимое ящика Пандоры.

Я в Лас-Пальмасс, за стойкой алкогольного бара на новогоднем балу Бании Холландера (стразы, стразы и еще раз стразы). Нувориши тычутся своими лбами мне в лицо, требуя одновременно коктейлей (парвеню-богатеи обслугу ни в грош не ставят) и моего одобрения, а возможно, заодно и интимных услуг. Общество не самой высокой зрелищной категории: теледеньги состязаются с киноденьгами; полно тел, в запоздалую реставрацию которых вбухано слишком много денег. Смотрится красиво, но блеск это фальшивый; обманчивое псевдоздоровье загорелых жирных людей; стандартные лица, какие бывают у младенцев, стариков и тех, кому часто делали подтяжки. Казалось бы, должны присутствовать знаменитости, но их-то как раз и нет; губительный это симбиоз: сумасшедшие деньги плюс отсутствие известных людей. Хотя вечеринка определенно проходит на ура, хозяин, Банни Холландер, явно недоволен нехваткой великих мира сего.

МЕТАФАЗИЯ:

неспособность воспринимать метафоры.

ДОРИАНГРЕЙСТВО:

нежелание отпустить свое тело на волю и милостиво разрешить ему стареть.

Банни – знаменитость местного значения. В 1956-м он поставил на Бродвее шоу Целуй меня, зеркало или еще какую-то там хренотень, которая имела грандиозный успех, и с тех пор тридцать пять лет почивает на лаврах. Волосы у него седые, лоснящиеся, как мокрая газета, на лице неизменно злобное выражение, придающее ему сходство с растлителем малолетних, – результат регулярных подтяжек кожи, которые он начал делать еще в шестидесятых. Но Банни знает кучу похабных анекдотов и хорошо обращается с обслугой – лучшего сочетания и не придумаешь. Оно-то и компенсирует его недостатки.