Александр Галкин - Болваны

Миша медленно поднял голову (холл женского этажа был погружен в полутьму, чтобы создать подходящий для танцев интим) - перед ним была брюнетка лет тридцати с энергичным скуластым лицом. На этом лице выражалось нетерпение и раздражительность. Миша встал, сразу догадавшись, что от этой женщины ему уже не уйти. К тому же ему пришла в голову фантастическая картинка, будто она голой мускулистой рукой вытаскивает его за шиворот из вязкой болотной ряски, грубо встряхивает в воздухе, так что с его головы в разные стороны летят брызги и водоросли и ставит на твердую почву, точнее на пенек в каком-то абстрактном лесу.

Миша осторожно взял женщину со стройными лодыжками за талию и неуверенно повел ее по кругу, стараясь попасть в такт рокочущему немецкому рефрену Мирей Матье "Танго, Паризер танго..." Вокруг Миши и мадам топчутся парами толстые и худые женщины. А полноценную двуполую пару составляют только они одни.

- Что молчишь, как сурок? Скажи что-нибудь членораздельное! - отрывисто приказала мадам.

- Сурок, по-моему, спит, - невнятно пробормотал Миша.

- Чего-чего?

- Спит сурок! - громче повторил Лунин.

- А-а-а! При чем здесь сурок? - удивилась мадам.

- Ну ты же сама начала про сурка.

- Ты, я вижу, рохля! Ну давай знакомиться: Надежда!

- Миша... Лунин!

Мадам хмыкнула.

- Не забудь выдать все паспортные данные, и особенно почтовый индекс! Не наступай мне на ноги!

Она сильней прижалась к нему, и Миша плечом почувствовал крутой изгиб твердой женской груди под бюстгалтером.

- Ты кто? - выпалил Миша и тут же спохватился: как он мог задать такой бестактный вопрос?

- Я - экстрасенсша! - ничуть не удивилась мадам.

- Ну и какого хрена ты здесь делаешь?

- Что ты имеешь против? У меня шизофрения.

Миша гораздо больше удивлялся своим вопросам, чем ее ответам. Он никак не мог понять, почему она вызывает в нем приступы такой неконтролируемой агрессии?

- Ну да?! Экстрасенсы они сами должны людей лечить, а ты сама валяешься...

- Хочешь, докажу, что я экстрасенсша?

- Докажи!

- Сядем!

Мирей Матье как раз замолчала. Танец кончился. Она повела Мишу по коридору прочь от холла с танцами. Они нашли в уголке рядом с карликовой пальмой два кресла. Сюда почти не доходил тусклый свет. Сели. Мадам забросила ногу на ногу и вызывающе откинула в сторону правую полу халатика, обнажив почти всю ногу.

- Держи правую руку ладонью кверху. Вот так! И смотри мне в глаза!

- Зачем?

Миша как завороженный смотрел на округлое колено мадам, не в силах оторвать от него взгляда. С трудом он перевел глаза на ее лицо.

- Я установлю раппорт. Что чувствуешь?

- В виске стреляет. Голова заболела!

- Верно! Сейчас она у тебя пройдет! Ну?

Мадам уставилась в глаза Миши пронзительным взглядом серых глаз.

- Прошла! - констатировал Миша.

- Ты знаешь, что у меня отец кагэбэшник!

- Да брось!

- Думаешь, я вру?

- Может, и врешь.

- Нет, не вру. Он придет - я тебе его покажу. И муж тоже бывший кагэбэшник. Теперь керамист. Горшки лепит и кувшины. Продает иностранцам. А ты?

- Что?

- Женат?

- Нет. Я студент. Филолог... В педвузе.

- Хорошо. Хочешь я буду твоей любовницей?

- Хочу! А не обманешь?

- Нет! Дай сигарету!

Миша достал сигареты. Она закурила прямо в коридоре.

- Нянечки тебя не загребут? - тревожно озираясь поинтересовался Миша.

- Они танцы смотрят! Не трусь!

Она сделала две глубоких затяжки, ткнула сигарету в кадку с карликовой пальмой, вдавила окурок в землю.

- Иди сюда!

Миша, у которого от страха сердце стучало, как сумасшедшее, послушно придвинулся к ней. Она с силой сжала его голову ладонями, точно арбуз, который трещит, если спелый, притянула к себе и, повернув голову набок, впечатала свои губы в его губы, силясь их разорвать. Губы у нее были твердыми и шершавыми. Миша сопротивлялся, как мог, и упрямо не разжимал губ. Она добилась своего: протиснула свой влажный язык между его зубов, начав орудовать в его гортани, словно у себя дома. Его собственный язык пугливо прятался в глубину глотки, но тщетно: язык мадам настиг его и грубо овладел им. Так началась эта любовь.

4.

- Лунин! Тебя там внизу какая-то девушка спрашивает.

Санитарка поставила ведро у крайней к двери кровати и, отжав половую тряпку, насадила ее на швабру.

Миша быстро натянул свитер и побежал вниз, прыгая через три ступеньки. Кто бы это мог быть? Неужели Лиза? Лиза Чайкина! Если так, то он чудом вовремя оказался в палате. Они с мадам только что целовались на продавленном диване на втором этаже. Спинка дивана трижды падала и трижды они со смехом проваливались в дыру между сиденьем и спинкой. Он зашел в палату на минутку, чтобы схватить гитару и бежать обратно к мадам.

На кушетке в холле первого этажа его на самом деле ждала Лиза Чайкина.

- Ты не против, что я приехала?

Миша лихорадочно глотнул воздух, подыскивая слова.

- Да что ты?! Я страшно рад... Ты не представляешь... Я никак не ожидал...

- Ты думал: я тебя не найду? Почему ты мне ничего не сказал? Не позвонил? Не написал? Это не по-человечески... Садись! - Она переложила дубленку к себе на колени и указала ему место возле себя. Миша покорно сел.

- Ну? - продолжала она сверлить его своим синим глазом.

- Так получилось... Понимаешь, место появилось неожиданно... Надо было лечь сразу, не раздумывая... Иначе бы его заняли. Это, знаешь, блатная клиника... Здесь почти что санаторий...

- Я вижу, какой тут санаторий! Атмосфера тяжелая. Ну, рассказывай... Всё подробно... Я хочу знать, как это произошло... Архангельский мне сказал: ты в депрессии... Я не нахожу!

Миша пространно рассказал Лизе о своем состоянии перед психушкой, о том, как его тетки забили тревогу, о таблетках, которые в мгновение ока превращали его из развалины в полноценного человека - занимательного, остроумного собеседника, раскованного и свободного, интересного для окружающих, а также о том, как он влюбился в Валентину, как сделал ей предложение и как она ему отказала. "Впрочем, - добавил Миша в заключение, - все равно она выписалась, и мы никогда больше не встретимся".

Во все время Мишиного рассказа Лиза пристально разглядывала носки своих замшевых сапог, только иногда вскидывая глаза на Мишу и с удивлением изучая его лицо, как будто впервые его видела. Мише приятно и сладко было это удивление. Он с самого начала хотел шокировать Лизу! Когда он дошел до места, в котором появлялась Надежда, молниеносно заменившая Валентину, Лиза возмутилась:

- Зачем ты мне всё это рассказываешь?.. Знаешь, я приехала сюда не только за тем, чтобы тебя увидеть... и поддержать... Но и...

Вдруг Миша Лунин, подняв глаза, увидел мадам, спускавшуюся по лестнице в обычном своем голубом халатике. В руках она беспечно крутила двухкопеечную монетку (телефонные аппараты стояли внизу). Надежда тоже сразу заметила их, ведь они с Лизой сидели как раз напротив лестницы. Мадам замедлила шаги и спускалась теперь величественной поступью королевы, позади которой четырнадцать пажей несут белоснежный шлейф. Как королева поддерживает своей холеной рукой в белой перчатке пышный бальный кринолин в рюшах, так Надежда стыдливым жестом соединила полы голубого халатика, чтобы они, не дай Бог, не разошлись во время этого исторического королевского спуска.