Олег Лукошин - СУДЬБА БАРАБАНЩИКА. ХАРДРОКОВАЯ ПОВЕСТЬ

– Я человек честный, – пряча квитанцию, бормотал рыжеусый. – Мне что с гарнитурой, что в чехле из крокодиловой кожи… и то снёс бы. Мне ведь самому телефон только для разговоров нужен, а все эти прибамбасы, радио да игры, ни к чему. Ну а зачем они?..

Пошатываясь, он пошёл к выходу, а вслед за ним проскользнул и я.

«Нет, – думал я, – если из-за одного смартфона тут столько расспросов, то с моей находкой скоро мне не отвертеться».

Опечаленный вернулся я домой и засунул браунинг на прежнее место. Надо было придумать что-то другое.

– Не приезжал отец! – сказала она. – И то три раза из правительства звонили да два из Политбюро… Ну вот, слышите? Опять звонят. – И, отодвинув шипящую сковородку, она вперевалку пошла к телефону.

– Чистая напасть! – вздохнула она вернувшись. – Ну, задержался, ну, не угадал к пароходу… Так не дадут дня человеку побыть с женой да с матерью! Завтра приходи, милый! Да куда ж ты?.. Скушай пирожка, котлетку! Я и то наготовила, а есть некому.

Я поблагодарил добрую старуху, но от еды отказался.

По пути на площади мне попался киоск справочного бюро. Из любопытства подошёл поближе и прочёл, что в числе прочих здесь выдаются справки об условиях приёма во все учебные заведения. И цена всему этому делу полтинник.

Тогда я заполнил бланк на хардроковую школу города Одессы. За ответом велели приходить через полчаса.

В ожидании я пошёл шататься по соседним уличкам, заглядывая в лавки, магазины, а то и просто в чужие окна.

Наконец-то полчаса прошли! Помчался к киоску. Схватил протянутую мне бумажку.

…Никакой хардроковой школы в Одессе нет и не было. Попсовая – да, даже две. Школа шансона, школа индийской рага-музыки, школа транса, хауса и эмбиента, но не хард-рока.

Я зашатался. Горе моё было так велико, что я не мог даже плакать и, вероятно, целый час просидел на каменной ступеньке какой-то сырой подворотни. И мне тогда хотелось, чтобы дядю этого убило громом или пусть бы он оступился и полетел вниз головой с обрыва в Днепр. На душе было пусто и холодно. Ничего теперь впереди не светило, не обнадёживало и не согревало.

Домой возвращаться не хотелось, но идти больше было мне некуда. И тогда я решил, что завтра же, когда разделаемся с записью альбома, обворую дядю, украду рублей сто или двести и уйду куда глаза глядят. Может быть, наймусь в какой-нибудь шалман играть шансон. А может быть, спрячусь тайком в трюме корабля и попытаюсь уехать в треклятую Америку, чтобы барабанить на улицах Нью-Йорка, города жёлтого дьявола. В открытом море матросы ведь не выбросят… Впрочем, чего жалеть? Может быть, и выбросят… Вздор!

Мысли путались.

Пришёл домой, заглянув по пути в расщелину у разрушенной беседки и выудив из тайника браунинг (без него бежать нельзя!), и сразу принялся обшаривать чемоданы. Денег не нашёл. Очевидно, дядя носил их с собой.

Щёки горели, и во рту было сухо. Я почувствовал себя уставшим, перебрался к себе в комнату и улёгся на кровать. Глубокое безразличие овладело мной, и я уже не думал ни о дяде, ни о старике Якове, ни о всём том обмане, который скрывался за их появлением в моей жизни.

Мелькали обрывки мыслей, какие-то цветные картинки. Поле, луг, речка. Тиль-тиль, тир-люли! И я опять вспоминаю: отец и я. Он поёт:

– Ты вернулся!? – воскликнул я.

– Ещё нет, – улыбнулся он. – Пока я видение. Но сегодня это произойдёт. Сегодня ты отобьёшь заветный Ритм. Я знаю, он уже звучит в тебе. Ждать осталось недолго.

Сотовый телефон в кармане издал вкрадчивый перезвон. Пришла эсэмэска. «Новые услуги от сотового оператора «Вымпел коммунизма», – гласил её текст. – Комсомольцам и коммунистам смс в два раза дешевле. Беспартийным – в два раза дороже. Подробности по номеру 6010».

Блин, задолбали уже! Я залез в меню и стал удалять все ненужные сообщения. Потом машинально пошарил в справочнике с телефонными номерами. Один из них вдруг заставил меня раскрыть рот от удивления.

«8-900-555-48-64» – глядели на меня обескураживающие цифры. Это тот самый номер! Номер Нины, который она дала мне в парке! И это как раз тот номер, которого я боялся больше смерти!

Так, значит, это искала меня не милиция! Значит, это милая, добрая Нина дала объявление в газету, чтобы найти меня!

Ни усталости, ни головной боли я больше не чувствовал. Нажал на кнопку дозвона и замер в ожидании соединения.

На лестнице меж тем послышались голоса. Это возвращались домой дядя с Яковым. Из Чернигова от «больной бабушки» старик Яков вернулся очень уж скоро. Судя по доносившимся до меня звукам, они тащили что-то тяжёлое. Может быть, дополнительный микшерный пульт? Спустились они сразу же в подвал, в студию.

– Убийцы! Лжецы! Исчадия ада! – прошептал я помертвевшими губами, не в силах больше сдерживаться. – Это вы отправили на тот свет ребят из «Серебряного четверга», это вы задушили Жана Сагадеева, это вы прервали жизнь Анатолия Крупнова. Вы ждёте, что я отобью вам правильный Ритм для прихода на Землю Сатаны, а потом сбросите меня под колёса поезда, и объявите это геройской рок-н-ролльной смертью!? Вот зачем я вам нужен!

В телефоне раздавались длинные гудки. Нина не брала трубку.

– Ну что же ты! – злился я. – Возьми телефон, Нина, возьми его скорее! Ты нужна мне сейчас как никто другой!

Связь прервалась. Ни секунды не медля, я набрал повторный дозвон. Мне надо, надо до неё дозвониться!

Эх, дурак я, дурак! Так вот и такие бывают посланники ада, добрые!.. «Скушай колбасы, булку»… «Кругом аромат, цветы, природа». А праздник – весёлое Первое мая? А гром и грохот Красной Армии?.. Не для вас же, чтобы вы сдохли, плакал я, когда видел в кино, как гибнет в волнах Чапаев!..

Опять обрыв! Да где же ты, Нина! Или, может быть, ты уже сменила симку? Нет, тогда бы не было гудков.

Что делать, что?

А на лестнице вновь послышались шаги. Шли двое. Шли за мной. Всё рухнуло!

И вдруг телефон зазвонил! Да, заветный наигрыш из проколхарумовского «Рождественского верблюда», установленный звонком на моём телефоне, выдал триумфальную мелодию надежды. «Нина», – горела надпись на дисплее. Она не забыла обо мне, она хочет со мной связаться! Милая, добрая, любимая Нина!