Олег Лукошин - СУДЬБА БАРАБАНЩИКА. ХАРДРОКОВАЯ ПОВЕСТЬ

«Выпрямляйся, барабанщик! – уже тепло и ласково подсказал мне всё тот же голос. – Встань и не гнись! Пришла пора!»

И я сжал браунинг. Встал и выпрямился.

– А ты сможешь? – бросил я с яростью в морду этому омерзительному существу, называвшемуся моим дядей. – Сможешь принять смерть без страха?

Он удивлённо выпучил свои противные, казавшиеся мне когда-то добрыми глазки и даже вроде бы хотел что-то ответить, но я ему не позволил. Вытянул вперёд оружие, моментально прицелился и нажал на спусковой крючок.

Пуля вошла ему в горло. Недоумевающий дядя с перекошенным лицом силился разглядеть, что у него там внизу и выглядел при этом весьма комично.

Я развернулся на старика Якова – он уже пришёл в движение и замахивался для удара – пуля ворвалась ему в грудь и, словно хороший боксёрский удар, сбила его с ног.

Затем, так же в движении, едва определив лихорадочным поворотом головы местонахождение карлика, я выпустил пулю в него. Бедняга пытался вскочить с кресла, но верный кусочек свинца не позволил ему напакостить. Он вонзился ему в живот.

В старуху, взмахнувшую своей палкой и успевшую издать яростный крик на тарабарском языке, я выстрелил наугад. Лакированная трость, этот волшебный жезл, отлетела в сторону, а с ней два костлявых пальца. Видимо от боли старуха уронила серебряный крест сама. Звякнув, он кувыркнулся несколько раз своими выступами об пол и замер.

Я прицелился ей в голову.

– Ты ничего не понимаешь, глупец! – произнесла она с отчаянием. – Ты не на той стороне. Единственный – это не Зло, это не дьявол. Это спасение заблудшего человечества. Он выполняет поручение Бога, он с ним заодно.

– Ну да, конечно! – усмехнулся я криво.

– Ни в коем случае не позволяй Прометею проникнуть в этот мир, – умоляющим взглядом смотрела она на меня. – Ты не представляешь, кто он такой. Земные легенды о нём искажены. Он совсем не то, чем кажется. Его не просто так посадили на цепь. Его приход будет большой бедой для людей.

Хоть и не хорошо пионеру ругаться, но я с редкостным удовольствием бросил ей в лицо прощальную фразу:

– Сдохни, сука!

И выстрелил.

Пуля попала старухе в лоб. Она закатила глаза и, как была, не сгибаясь, рухнула на пол спиной. Через мгновение, от неё повалил дым. С каждой секундой он усиливался, сгущался. Стало трудно дышать.

Я развернул пионерский галстук задом наперёд, закрыл рот алой тканью и, присев на корточки, уткнулся в угол, чтобы не вдыхать в себя этот ядовитый дым.

Он исчез так же быстро, как возник. Когда я обернулся, то увидел, что кроме выжженного пятна на полу, палки и креста, от старухи ничего не осталось.

Тела тех, кого я знал как дядю и старика Якова, медленно, с ядовитым шипением, оплывали на моих глазах, превращаясь в кучу жилибящегося желе.

Тело карлика оставалось без трансформаций. Из всей этой компании он был единственным человеком. Посвящённым.

Я отложил браунинг в сторону и вошёл в застеклённое звукоизолированное помещение студии.

Я знал, что мне надо делать сейчас. Я отчётливо слышал Ритм, который мне предстояло отбить. Ритм скорби и разочарования. Ритм гневного сожаления о потерянном друге. И в то же время – Ритм торжества и победы. Ритм силы, которая не требует оправданий.

Я уселся за ударную установку. Проверил педаль басового барабана. Тронул лёгким прикосновением тарелки. Сейчас, сейчас. Сейчас. Ждать осталось недолго. Скоро ко мне вернётся отец.

Раз-два-три-четыре…

И я принялся за барабанное соло. Сочное, упругое, стремительное – оно вырывалось наружу само по себе, я целиком и полностью превратился в барабанную дробь. Удар – и цепи рушились. Удар – и опалённые стервятники серым пеплом падали в пучину океана. Удар – и Прометей поднимался на ноги, и небо над ним освещалось ослепительным лучом, который втягивал освободившегося узника в световой коридор.

Гром пошёл по небу, и тучи, как птицы, с криком неслись против ветра. А могучий ветер, тот, что всегда гнул деревья и гнал волны, поднимал Прометея ввысь.

Он свободен! Вы слышите, он свободен! Прометей Освобождённый, он скоро будет здесь!..

Когда я очнулся, то увидел, что лежу в развалинах дома. Его словно снесло могучим ураганом. Меня присыпало досками, обоями и землёй. Было темно, я отчётливо видел над головой звёздное небо. Я освободился из-под завала и по шнуру электропроводки выбрался из подвального котлована на поверхность.

И сразу же увидел его. Он шёл ко мне прямо по развалинам – обнажённый, прекрасный. Шёл и улыбался. Длинные волосы развевались по плечам, он смотрел на меня с нежностью и благодарностью.

– Это ты?

– Да, я!

Голос его. Его лицо. Да, это он!

– Папа! – со слезами на глазах произношу я. – Я так сильно ждал тебя!

– Ну, ну, – гладит он меня по спине, успокаивая. – Теперь мы всегда будем вместе.

Счастье! Вот оно, большое человеческое счастье, когда ничего не нужно объяснять, говорить, оправдываться и когда люди уже сами всё знают и всё понимают. Я с благодарностью сжимаю его руку, и мне хочется её поцеловать. Но он тихонько её выдёргивает и крепко жмёт мою.

– Я должен сделать одно заветное дело, – объясняет мне отец. – Только ради него я желал вернуться на Землю.

Я не спрашиваю, что это за дело. Должно быть, поистине важное, если он смог тысячелетия терпеть боль, унижения и издевательства ради него.

Прометей распрямляется, поднимает кверху руки, и я вижу, как над ними возникает огненный шар. С каждой секундой шар увеличивается, наливается жарким огнём – он так и пылает внутри прозрачной сферы, он обжигает горячим дыханием.

Через какие-то секунды шар уже просто огромен. Он достигает самого неба, он разросся до невиданных размеров, от него пышет яростным и бушующим жаром, но меня этот жар не опаляет. Наконец отец делает короткий выдох и подбрасывает шар вверх. Тот мгновенно распадается на сотни, тысячи, миллионы огненных струй, которые разбегаются во все стороны, поглощая всё на своём пути.

Но что ни мгновение, огней зажигается всё больше и больше. Они вспыхивают от края до края прямыми аллеями, кривыми линиями, широкими кольцами. И вот уже они забушевали повсюду. Их много, целые миллиарды!

Я вижу, как, вспыхнув, моментально сгорают человеческие жилища – одноэтажные, махонькие и огромные, многоквартирные. Короткие, но многочисленные, сливающиеся в единый вой человеческие крики заполняют собой всё пространство.