Сергей Морозов - Великий полдень

— Ничего вы меня не спасли, — возразил он. — Я сам в сани прыгнул. Я очень ловкий.

— Конечно, ты очень ловкий, Володенька, — сказала Майя, начиная сердиться. — Только ты нам все-таки расскажи, что там детвора задумала. Мы не проболтаемся.

— Ладно, — покладисто согласился он, — только хорошо пообещайте!

Альга снова передернула плечами и отвернулась к окну.

— Конечно, мы никому не расскажем, — ответила за всех нас Майя.

— Так вот, — сказал дядя Володя и, выдержав долгую паузу, — когда зашел об этом разговор, то есть кто кого предпочитает, Косточке, как самому главному, конечно принадлежало право выбирать первому. Он заявил, что возьмет себе ее — Альгу.

— Подумать только, — засмеялась Майя, — какой разборчивый мальчик!

— Очень смешно, — усмехнулась Альга.

— А что ты думаешь, Альга, еще неизвестно, как все сложится, — улыбнулся я, — дети растут так быстро…

Девушка промолчала.

— А вот твой Александр, Серж, выбрал Майю, — сообщил дядя Володя.

— Меня? — воскликнула Майя. — Надо же!

— Гм-м, странно… — удивился я и задумался. — То есть я хочу сказать, было бы гораздо логичнее, если бы он выбрал, например, Зизи. Они как раз почти ровесники. Ну а Зизи, она-то, я думаю, выбрала моего Александра? — пробормотал я.

— А вот и нет, — сказал дядя Володя. — Зизи твердо выбрала тебя, Серж. Ты же у нас теперь почетный гражданин!

— Ай да маленькая Зизи! — снова засмеялась Майя. — Я бы тоже тебя выбрала, Серж!

— И я, — снова усмехнулась Альга.

— Ого, почетный гражданин пользуется успехом, — заметил дядя Володя.

— Разве мы его с тобой не поделим, Альга? — еще больше развеселилась Майя.

— Как же ты предлагаешь его делить?

— Не знаю, может, тело отдельно, душу отдельно?

— Или того и другого понемножку?

— Вот бессовестные! — стал урезонивать девушек дядя Володя. — Что за шутки такие! Наш почетный гражданин — все же женатый человек и семьянин примерный.

— Да, это серьезный недостаток, — согласилась Майя. — Значит придется заняться тобой, Володенька!

— Покорно благодарю! Чтобы Папа меня прибил? Нет уж, девушки, лучше, как говорится, рубите сук по себе.

— Почему? Папа к тебе прекрасно относится, — смеясь, возразила Майя. — Даже ни разу не обозвал тупым. Наоборот, говорит, наш чудак — смышленый.

— Давай, Володенька, не теряйся! — поддержал я.

— Ну что ж, — серьезно кивнул дядя Володя, — я подумаю…

— Вот наглец, он еще думать будет! — тут же возмутилась Майя и, схватив его за плечи, принялась тормошить. — Да ты должен был захрюкать от счастья!.. Надо его хорошенько проучить! — заявила она, нахмурив брови, но не выдержала и рассмеялась. — Отодрать за уши!

— Оттаскать за кудряшки! — добавила Альга, присоединяясь к подруге.

Дядя Володя жалобно застонал. Я попытался вступиться за него, и тогда девушки набросились на меня. В пылу борьбы кто-то нечаянно толкнул дверь распахнулась, и мы кучей-малой вывалились из саней прямо в глубокий сугроб. К счастью, кортеж уже успел разделиться и разъехаться по семейным вотчинам. Несколько саней, в том числе Папины сани и те, в которых приехали мы, как раз остановились перед стилизованным помещичьим особняком. В ночи особняк выглядел сверкающим сказочным дворцом с колоннами, открытым балконом и флигелями. Перед парадным крыльцом красовалась славная новогодняя елка, богато украшенная золотыми яблоками и орехами.

Я выбрался из сугроба, помог подняться девушкам и охающему дяде Володе, отряхнулся от снега и перевел дух. На душе у меня сделалось так хорошо, что я инстинктивно огляделся: не привлекаю ли я к себе внимания… Нет, никто ничего не заметил. Видно, дразнящее и упоительное чувство было запрятано достаточно глубоко. Я уж и припомнить не мог, когда меня в последний раз пронзала влюбленность. Да что там: именно любовь!

— Ой, холодно! Холодно! — взвизгнули девушки.

Еще бы! Они были в одних туфельках, и даже длинные пышные шубки, в которые они зябко кутались, не спасали от такого мороза.

— Скорее бежим в дом! — крикнул я и, подхватив девушек под руки, потащил к ярко освещенному крыльцу.

Дядя Володя заковылял следом. Несмотря на то, что до дома было каких-нибудь полсотни метров, а снежная дорожка вдоль аллеи, по которой мы бежали, была утрамбована так крепко, словно была покрыта асфальтом, мне показалось, что мы преодолеваем безвоздушное космическое пространство, где царит абсолютный холод, а невесомость делает наши движения неуклюжими и плавными, как на лунном плато или в замедленной съемке. Кони трясли заиндевевшими гривами. Их мощные бока, наподобие чешуи, были покрыты блестящими ледяными корками. Гривы бряцали, звенели, словно хрустальные нити. Родственники, дети и гости высаживались из саней и спешили к дверям. До Нового года оставалось всего ничего.

Едва все расселись за столом, чуть подзакусили, отогрелись с мороза несколькими рюмками водки, как долговязые напольные часы в простенке между двумя громадными окнами, выходящими на заснеженную реку, начали звучно и с оттягом бить: «бом-м, бом-м…» Сияние многоярусной люстры над праздничным столом постепенно угасало. Скоро в комнате сделалось совсем темно, и за окном уже в полной красе засверкала огнями новогодняя елка. Все, включая детей, тут же поднялись со своих мест и, блестя глазами, озабоченно переглядывались, — словно старались уловить движение времени и не пропустить момент, когда нужно будет загадать заветное желание.

Я рассеянно считал монотонные удары, которые отбивали часы, и только между седьмым и восьмым ударом спохватился, что ведь так еще ничего не загадал. Сердце тревожно сжалось. Вообще-то, я не был суеверным и понимал, что, если загадать желание, нет никакой гарантии, что оно сбудется, но, с другой стороны, также понимал, что если желание не загадывать, то оно и подавно не сбудется… В оставшиеся мгновения я судорожно перебирал в памяти варианты желаний и даже слегка запаниковал. Впрочем, как раз к последнему удару сокровенное желание все-таки удалось сформулировать. В следующий миг из маленькой дверцы, расположенной над циферблатом часов, выскочил механический петрушка в красном колпаке с золотыми бубенчиками и, едко расхохотавшись, снова исчез, а дверца захлопнулась.

— Ура! — дружно закричали мы и принялись целоваться и звенеть хрустальными бокалами.

Народу собралось не так уж много. Во всяком случае ощутимо меньше, чем собиралось еще несколько лет назад. Иных, как говорится, уж не было, а те далече.

Когда-то Папа отличался редкостной общительностью и особенно ценил мужское товарищество. В студенческие времена у него была уйма друзей. Именно этим его качеством была покорена Мама, которая была одержима неуемной страстью заботиться обо всех и каждом, несмотря на то, что к тому времени у нее подрастала дочка, а мужа все еще не имелось. Тем не менее, ее энергии хватало на всех. Энергия эта перехлестывала через край. Тогда-то Мама и повстречала Папу и сразу почувствовала, что рядом с этим мужчиной сможет пригреть под распростертыми крылами целый мир. Такая уж у нее была натура.