Дмитрий Силкан - Равноденствия. Новая мистическая волна

По карнизу ползла рука. На среднем пальце — перстень.

— Здравствуй, Колья. Я — рука.

Я не в силах был отвести взгляд. Рука притягивала, манила. За спиной кто-то охнул. Машинально оглянулся. Никого. А рука всё ползла.

"Вероятно, наваждение", — подумал я и вытер пот с лица.

— Колья, — опять шепнул кто-то.

Снова обернулся. Рука уже ползла по стене и медленно перебирала пальцами.

Я почувствовал боль в области сердца. Судорожно схватился за грудь. Рука исчезла.

"Боже, мерещится всякая дрянь. Был бы алкашом — понятно, а так?"

Зажмурился. С опаской открыл глаза. День. Бескрайняя пустыня. Одни барханы. Из-за ближнего выплывает караван верблюдов и движется прямо на меня. Я в страхе побежал. Оглянулся. Никого. Стало ещё жарче. Пить хочу. От волнения трясутся руки.

"Где я и что со мной? Это сон или галлюцинации?"

— Эй, ты, — раздался зычный голос.

Поодаль стояла огромная телега без лошади. На ней сидел рыжий детина в трусах и с огромным топором в руке. Откуда он взялся, не пойму.

— Что глаза вылупил, хмырь беззубый, — заорал мужик и, соскочив с телеги, направился ко мне.

Я хотел убежать, но ноги словно одеревенели — не мог сдвинуться с места. Он подошёл, схватил меня за шиворот и подтащил к себе.

— Ты повезёшь меня. Впрягайся, иначе башку расколю. — И замахнулся топором.

— Ладно, — с усилием выдавил я, — что везти?

Незнакомец быстро вернулся к телеге и откинул материал. Я увидел большое количество рук, аккуратно уложенных и завязанных бельевыми верёвками. Пальцы слегка шевелились.

Уже через минуту я впрягся и повёз телегу по разбитой дороге.

— Ну, кобылка, шустрее! — орал детина и хлестал меня кнутом.

Я прошёл несколько шагов и упал лицом в песок. Зарыдал.

— Ладно, не реви, — буркнул он и спрыгнул с телеги, — помоги лучше разгрузить. Смотри у меня! Иди за мной и не отставай.

Я остановился, сбросил упряжку и подошёл к подводе. С отвращением взял связку рук и пошёл за мужиком. Руки медленно шевелились и нашёптывали странные словосочетания. Болела спина, слегка тошнило. Сколько времени шли, сказать не могу, но наконец мужик остановился и прогнусавил, указывая на свежевырытую яму:

— Бросай сюда. Иди за следующей связкой и побыстрей.

Я бросил руки в канаву, но не удержался и упал сам.

— Помогите! Помогите! — завопил я…

— Что кричишь, родненький, — слышу у самого уха чей-то ласковый голос.

Открыл глаза. Полумрак. Надо мной склонилась старушка в белом халате. Поодаль — хмурые лица.

— Где я? — прошептал я, с трудом шевеля губами.

— Спи, миленький, спи. В больнице…

Я провалился в темноту.

Вы когда-нибудь были на базаре? Не сомневаюсь, конечно, были. С независимым видом прохаживались между рядами, выбирая себе подходящие по цене овощи и фрукты. Иногда яростно, но чаще лениво торговались с шамкающими бабками или угрюмыми кавказцами, сбивая цену. Кое-когда вам это удавалось, но чаще продавцы стояли на своём — неприступные, как скалы Тибета.

Когда-то я тоже бывал на базарах.

В тот раз мать попросила меня купить помидоры и картофель, а если повезёт, полтора-два килограмма мяса, естественно, без костей.

Был ясный день, ярко светило весеннее солнце. Помидоры и картофель я купил почти что сразу, а вот с мясом дело обстояло плохо. Я осмотрел все лотки, но тщетно. Уже собрался уходить, но вдруг увидел одиноко стоящего мужика в старой потёртой шинели. Он был одноног, с какой-то обречённостью опирался на костыли и негромко вещал:

— Покупайте мясо без костей, покупайте печень.

На большом ящике, застеленном непонятного цвета материей, лежало мясо, именно то, которое я искал. Рядом алела огромная печень. Я подошёл ближе. О боже, этот человек был безобразен! Непокрытая голова его была обвязана бинтом грязного землистого цвета. Вместо левого глаза зиял провал. Хищный нос, маленькие усики и гладко выбритый подбородок с тремя огромными симметрично расположенными бородавками. Возле ящика стояла какая-то старушка и по-деловому осматривала мясо.

— Милок, а мясе свежее? — допытывалась она.

— Свежее. Берите скорее, а то мне трудно стоять.

— Скорее, милок-то, скорее… Цена-то какая?

— Пятьсот рублёв за кило, бабуля.

— Што?! — И, отшатнувшись, она засеменила прочь. Я остался с калекой наедине. Он свирепо вращал единственным глазом и, не обращая на меня внимания, продолжал:

— Покупайте мясо, очень вкусная печень.

— А можно по сто рублей за килограмм? — выдавил я, стараясь не смотреть на этого человека.

— Как по сто? — прошипел он. — Я ноги лишился, печень вырезал, жить не на что, а ты — по сто за кило? Мальчишка! Только пятьсот и ни копейкой меньше. Не хочешь — не бери.

— Ха-ха, как будто вы тело своё продаёте, торгуетесь, — фальшиво засмеялся я, стараясь скрыть дрожь в коленках, — печень небось ослиная, а мясо — говяжье.

— Ослиная?! Говяжье?! — вдруг заорал необыкновенный продавец. — Я торгую своей печенью, своим мясом.

Он ткнул себя в правый бок, покопался там и, вынув бьющееся сердце, бросил его на ящик. Оно попульсировало немного и затихло.

— Вот и сердце своё продаю. Бери, дорого не возьму.

— Чёрт возьми, — прошептал я.

— А может быть, ты и мозги хочешь купить? Я и это могу продать.

С этими словами он взял себя левой рукой за волосы и резко дёрнул вверх. Что-то хрустнуло, и через несколько секунд я увидел шевелящиеся мозги, похожие на маленьких серых червячков, у меня перехватило дыхание. Я, не отрываясь, смотрел на ящик широко раскрытыми от ужаса глазами. Человек, стоящий на костылях, торгующий своей печенью, вытаскивающий из груди сердце, копающийся в своих мозгах… Мне стало дурно. Чуть не стошнило. Оглядываюсь. Люди спокойно проходят мимо, равнодушно спрашивают о цене сердца, мяса, печени и, возмущаясь дороговизной, уходят прочь. Не видят? Не понимают? Не интересуются?

Ни слова не говоря, шатаясь от слабости, я побрёл домой.

Когда я рассказал об увиденном и пережитом, мне не поверили, приняли за выдумку. Больше всех происшедшее удивило мою младшую сестрёнку Анюту. Она постоянно переспрашивала о подробностях. Её симпатичное личико вытягивалось так, что было смешно.

— Не веришь? Пойдём, покажу, — предложил я.

Было уже время обеда. Едва дождавшись конца обеда, я потянул Анюту на рынок. Она сначала отнекивалась, но, прочитав на моём лице неподдельный ужас, согласилась. Пришли. Сколько ни ходили, человека на костылях не увидели. Я пробовал было расспросить бабулек, торгующих неподалёку от этого места, но никто ничего не видел и не слышал. Никаких калек, по их словам, не базаре не появлялось. Идём назад. Сестра посмеивается надо мной, конечно. Я молчу, плетусь рядом.