Амитав Гош - Маковое Море

— Раджа-саиб… раджа-саиб…

Нил открыл глаза: он все еще лежал на коленях старика, стража кемарила в углу камеры.

— Что такое? — шевельнулся раджа.

— Не волнуйтесь, я разбавил тушь водой, — прошептал татуировщик. — Через два-три месяца метка исчезнет.

Одурманенный Нил плохо соображал.

— Зачем вам это?

— Вы меня не узнаете, раджа-саиб?

— Нет.

Татуировщик склонился к его уху:

— Моя семья из Расхали. Мы получили землю от вашего деда, уже три поколения нашего рода живут вашей милостью.

Он подал Нилу зеркало:

— Простите за то, что мне пришлось сделать, раджа-саиб…

В зеркале Нил увидел, что волосы его коротко острижены, а на правом виске появились две строчки кривыми латинскими буквами:

подложник

алипор 1838

В комнате Захария было не повернуться, а гамак, сплетенный из кусачей кокосовой мочалки, приходилось выстилать одеждой. Укладываясь спать, Захарий почти упирался ногами в окно — давно лишенную ставен квадратную дыру, выходившую в проулок с чередой питейных, борделей и меблирашек; улочка заканчивалась верфью, где нынче кренговали, шпаклевали и латали «Ибис». Мистер Бернэм был не слишком доволен выбором помощника: «Самое безбожное на свете место, не считая окраин Бостона! Зачем соваться в этот гадюшник, когда в миссии преподобного Джонсона есть простой и удобный Дом моряка?»

Захарий покорно отправился в миссию, но, увидев там мистера Кроула, уже снявшего комнату, решил остаться в своей меблирашке — дескать, от нее до верфи всего две минуты ходу. Неизвестно, поверил ли мистер Бернэм этой мотивировке, ибо с недавних пор Захарию казалось, что за ним установлена слежка. Однажды в неурочный час в дверь постучали, и на пороге возник хозяйский приказчик. Толстяк весь извертелся, пытаясь заглянуть в комнату. На вопрос, зачем явился, он рассыпался в уверениях: мол, всего лишь принес гостинец, коим оказался горшочек с растаявшим маслом; чувствуя подвох, Захарий от подарка отказался. Затем хозяин-армянин уведомил его, что приказчик интересовался, не водит ли жилец проституток, которых почему-то именовал «пастушками». Видали? После встречи с Полетт Захарию претила мысль о продажной любви, и приказчик вынюхивал зазря, но, как оказалось, на этом не успокоился. Через пару дней Захарий увидел его в окно: облаченный в совершенно дикое оранжевое платье, в котором выглядел злым духом сумасшедшей, толстяк крался по проулку.

Вот почему однажды ночью Захарий, разбуженный тихим, но упорным стуком в дверь, рявкнул:

— Опять вы, Пандер?

Никто не ответил, и он сонно поплелся к двери, поправляя набедренную повязку, которую привык надевать на ночь. Пару штук лунги Захарий купил у лоточника и одним завешивал окно — чтоб не шныряли вороны и не летела пыль с немощеного проулка. Однако тряпичная преграда не заглушала шум, доносившийся с ночных улиц, когда матросы и грузчики искали наслаждений в окрестных притонах. По громкости криков Захарий определял время: к полуночи гвалт достигал пика и сникал на рассвете. Сейчас он был ни то ни се, а стало быть, до утренней зари оставалось еще часа два-три. Стук не прекращался.

— Ну гляди, Пандер! — прорычал Захарий. — Если опять попусту, скажешь «кис-кис» моему шкворню! — Отомкнув щеколду, он распахнул дверь, но в темном коридоре гость был не виден. — Кто здесь?

В ответ прошептали:

— Юнга Джоду, сэр.

— Индус Отсос! — Опешивший Захарий впустил визитера в комнату. — Какого черта шлендаешь по ночам? — И тут его осенило: — Постой-ка… Боцман Али прислал, да? Иди скажи этому своднику, что мой елдак кормежки не требует!

— Стоп, сэр! Суши весла! Серанг Али не посылать.

— Тогда чего тебе?

— Вестовой прибыть, сэр, — поманил за собой Джоду. — Лево на борт!

— Куда еще? — раздраженно спросил Захарий, но вместо ответа юнга подал ему рубаху, висевшую на стене.

Захарий потянулся за штанами, однако Джоду помотал головой — дескать, повязка вполне сойдет.

— С якоря сниматься, сэр! Полный вперед!

Захарий сунул ноги в башмаки и последовал за гонцом.

Проулком они быстро зашагали к реке, минуя питейные и бардаки, многие из которых еще были открыты. Вскоре улица осталась позади, и они вышли к безлюдному пятачку у воды, где стояли лодки. Захарий сел в указанную Джоду шлюпку, и парень оттолкнул ее от берега.

— Постой! — недоумевал Захарий. — Куда везешь?

— Вперед поглядывай!

Вдруг послышался звук, похожий на чирканье кресала. Резко обернувшись, Захарий увидел искры, вылетавшие из-под соломенного навеса на корме лодки. Вот они опять вспыхнули, на миг высветив женскую фигуру в сари.

Утвердившись в своих подозрениях, Захарий разозлился:

— Ну так я и знал! Умыкнул бабешку? Слушай, если мне захочется полакомить свой болт, я сам отыщу дорогу к лохматке. Без мудаков провожатых!..

Его перебил женский голос:

— Мистер Рейд…

Захарий вгляделся в темноту, и голос вновь произнес:

— Это я, мистер Рейд.

Опять чиркнуло кресало, и теперь Захарий успел разглядеть женщину в сари.

— Мисс Ламбер! — Он прихлопнул ладонью рот. — Ради бога простите! Я вас не узнал…

— Это мне нужно просить прощенья за свою навязчивость, мистер Рейд.

Захарий взял у нее кресало и запалил свечку. Прикрывая ладонью слабый огонек, он спросил:

— Позвольте узнать, почему вы… э-э…

— В сари? — подсказала Полетт. — Наверное, вы сочтете мой наряд маскировкой, но мне он гораздо привычнее того, в каком я была прежде.

— Дерзну спросить, что вас сюда привело.

Полетт замешкалась с ответом, словно подыскивая слова.

— Помните, вы сказали, что будете рады помочь, случись нужда?

— Конечно… однако… — Захарий сам понял, что юлит.

— Значит, вы просто так сказали?

— Разумеется, нет. Но я должен знать, что случилось.

— Я надеялась, вы пособите мне уехать, мистер Рейд.

— Куда? — встревожился Захарий.

— На Маврикий.

— Вот как? Отчего же не попросите мистера Бернэма? В этом только он поможет.

— Увы, это не годится, мистер Рейд. — Полетт кашлянула. — Как видите, я больше не пользуюсь его покровительством.

— Можно узнать почему?

— Вам вправду необходимо знать? — чуть слышно проговорила Полетт.

— Конечно, если вы ждете моей помощи.

— Предмет малоприятен.

— Ничего, мисс Ламбер, меня непросто смутить.

— Коль настаиваете, я расскажу. — Собираясь с духом, Полетт помолчала. — Помните, в тот вечер мы перемолвились о покаянии и наказании…

— Да, помню.

— Когда я переехала в Вефиль, я понятия не имела о таких вещах, поскольку была несведуща в Писании и вопросах веры. Видите ли, мой отец питал отвращение к церковникам, что вполне обычно для человека той эпохи…

— Нынче тоже встречаешь неприязнь к попам и всяким святошам, — усмехнулся Захарий. — Думаю, она еще поживет, мисс Ламбер.