Норман Мейлер - Олений заповедник

— Слушай, малыш, тебе решать. Sans façons [9] Попросту (фр.). приедешь с Иленой ко мне сегодня вечером?

— А кто там будет? — спросил Айтел.

— Я же сказал: попросту. Зенлия мне все уши прожужжала про то, какая аппетитная Илена.

Айтел заволновался.

— Послушай, я перезвоню тебе, — сказал он. — Я хочу поговорить с Иленой.

Ее реакция удивила его. Он понял, что ожидал отказа с ее стороны, а она изобразила из себя этакого котенка.

— А что, ты думаешь, там будет? — со смешком спросила она и добавила чуть серьезнее: — Чего от нас ждут?

— Ты же не подписываешь контракт и не обязуешься что-то делать.

— Я так странно себя чувствую, Чарли.

— Я тоже. — Он передернул плечами. — Давай не поедем, — сказал он и почувствовал, что делает усилие не поддаваться разочарованию в том случае, если она согласится с ним.

Илена же лишь задумчиво смотрела на него.

— Ты считаешь эту его жену привлекательной?

— Ну, она, безусловно, красива, — сказал Айтел, — но не могу сказать, что это мой тип женщины.

— Какой же ты враль! — Илена оживилась. — А вот Дон Кида по-моему, очень привлекателен, — сказала она, немало чтим удивив его. — Но, конечно, не в такой мере, как его жена.

— Конечно, нет.

— Ты разозлился, а я только хотела тебя предупредить, — кокетливо сказала она.

— Вовсе я не разозлился, — утверждал он.

— Если ты хочешь туда поехать, я тоже поеду, — заявила Илена. — Но я думаю, что мы просто рехнулись.

Айтел позвонил Биде и весь остаток дня пребывал в каком-то странном возбуждении. Из прошлого всплыло воспоминание. Когда ему было тринадцать или четырнадцать лет, он впервые поцеловал девчонку и, прощаясь с ней, упросил ее встретиться завтра вечером. Весь следующий день он шагал по улицам взволнованный и возбужденный, с таким чувством, что жизнь открывается перед ним словно полный сюрпризов пир. Как он нервничал в ожидании вечера!

Сейчас Айтел чувствовал отзвуки тех эмоций и весь этот день ощущал себя снова молодым. Атмосферу портило лишь молчание Илены. «Что за тяжелая женщина», — со злостью говорил он себе. Ну и, конечно, когда они садились в его машину, она повернулась к нему, жестом жены-собственницы положила руку ему на плечо и сказала:

— Чарли, может, мы совершаем ошибку?

— Нашла время принимать решение, — со вздохом произнес он.

— Тебе хочется поехать, да?

— Давай им отзвоним. Для меня эта затея не имеет такого уж большого значения.

Вид у Илены был несчастный.

— Я не корчу из себя чистоплюйку, — сказала она. — Просто было бы куда лучше, если бы это не было запланировано, то есть я хочу сказать: если бы просто так случилось.

— Ты же говорила мне, что занималась такими вещами, чтобы выглядеть более интересной в глазах своего психоаналитика. Разве твои действия не были запланированы?

— Я была тогда совсем еще зеленая, — сказала Илена. — А кроме того, я вовсе не получала от этого удовольствия, правда. Только с тобой я могу этим заниматься. — Она нежно поцеловала его в щеку. — Чарли, я хочу, чтобы ты обещал, что сегодняшняя ночь не внесет между нами разлада.

— Мы ведь даже не знаем, что там будет происходить. — С этими словами он повернул ключ зажигания, и они поехали.

В тот вечер у Биды какое-то время похоже было, что ничего и не произойдет. Несколько часов они просто сидели и пили, и это не было приятным времяпрепровождением. Зенлия была не в духе. Она курила сигарету с длинным мундштуком, выпускала дым в воздух и рассеянно улыбалась мудрствованиям, которые произносил Айтел или Бида.

А Илена, напившись, повеселела. Бида осыпал ее комплиментами, и под их влиянием она преисполнилась уверенности в себе и начала сыпать высказываниями, которые, не мог не признать Айтел, были прелестны. В ее зеленых глазах горел огонек, раздвинутые губы были влажны, а кожа блестела, оттененная темным платьем. Айтел вставлял время от времени какое-нибудь словцо и пытался поймать взгляд Зенлии. А она, казалось, была безразлична к нему — собственно, ей были безразличны все, кроме Илены. Она редко произносила что-либо, но в какой-то момент ясно и четко произнесла:

— Вы ведете себя как моя любимая кузина, Илена.

— В самом деле? — осторожно спросила Илена.

— Да, — сказала Зенлия, всем своим видом показывая, что ей скучно, — у моей кузины вот такая же бросающаяся в глаза грация.

— Ну а у меня довольно бросающееся в глаза отсутствие грации, — произнесла Илена с на редкость комичным английским акцентом.

Когда они все четверо впервые за вечер рассмеялись, Айтел почувствовал, что она расцвела.

После этого атмосфера изменилась. Бида пошел танцевать с Зенлией, потом с Иленой, потом пустил по кругу закрутку «чая», то есть марихуаны.

— Отличная мексиканская травка, — сообщил он, взмахнув рукой.

Один лишь Айтел отказался от курева. Закрутка совершила еще один круг, и Бида произнес своим тенором:

— Ну, слава Богу, теперь все настроены тусоваться, — клали конец предварительным приготовлениям.

В ту ночь Айтел стал рогоносцем. Он ничего не мог с этим поделать и был в панике. Через какое-то время все бросили его, он плюнул и уселся в кресло, стал курить, потягивая виски и пытаясь утишить биение сердца. Казалось, шли не минуты, а часы.

Наконец все окончилось. Илена, увидев, что он сидит один, подошла, пошатываясь, к нему и спросила:

— Хочешь домой?

— Нет, пока ты не захочешь.

— Ну так я хочу уехать.

Они распростились с хозяевами у дверей, словно провели вечер за игрой в бридж, но прежде чем отъехать, Айтел услышал смех за оградой, окружавшей внутренний дворик Биды.

По дороге он молчал, и когда Илена несмело положила руку на его ногу, он не шевельнулся — не придвинулся к ней даже на волосок и не отстранился. Так же вел он себя и когда они легли в постель. Айтел лежал на спине, так пристально глядя в потолок, что под конец ему показалось, будто он может видеть в темноте. Илена все время ворочалась. Раза два она вздохнула. Айтел чувствовал, что она старается заговорить, складывает в уме слова и молчит. Наконец ее рука коснулась его руки, пальцы попытались сжать ему кисть, а он словно весь окаменел.

— Не трогай меня, — сказал он ей в темноте.

— Чарли… — начала было она.

— Я пытаюсь заснуть.

— Ты же хотел уехать оттуда, — мягко произнесла она.

— Я не знал, что ты такая вонючая необузданная сука, — услышал он свой шепот.

— Чарли, я же люблю тебя, — сказала она.

— Любишь меня? Да ты любишь кого угодно, — сказал он. — Гориллу, гиену, четырехглазую лошадь. — Но это было лишь начало. — Ты любишь меня, — повторил он, — да, ты, безусловно, любишь, особенно когда ахаешь и вскрикиваешь под любым дешевым псом. — Его трясло.

— Чарли, это же совсем другое, — сказала она тоненьким голоском. — Я их не люблю. Просто мой глаз косит в другую сторону. — Она заплакала. — Чарли, не отворачивайся от меня, — сказала она. — Я же люблю тебя. Я единственная, кто тебя любит.