Уильям Гэсс - Картезианская соната

Уолтер подлез под одеяло, и простыни одарили его нежным прохладным прикосновением. Вспомнив старую детскую привычку, он пожеван уголок душистой подушечки и погрузился в сон.

Уолтер услышал в столовой незнакомые голоса. Бетти обслуживала каких-то других постояльцев. Он вернулся к себе, бесшумно ступая по прочным ступенькам, и присел на застеленную гладенько постель. Встревоженный, расстроенный, разочарованный, он уставился на стул с решетчатой спинкой возле стола и на его плетеное сиденье. У него не было никакого отчетливого плана. Во всяком случае, будет разумно заплатить за две ночи. Негоже наращивать неоплаченный счет и волновать Бетти. Но кроме того…

Уолтер желал пансиону Бетти всяческого процветания, но не желал, чтобы она принимала других постояльцев. Он сознавал, что одно с другим сочетается слабо, но смеяться над противоречием его не тянуло. Так же как и над кремовой промокательной бумагой, которой была накрыта, так сказать, рабочая область письменного стола. Он услышал, что Эмери тащится по лестнице вниз, и бросился вызволять его от ига багажа. Предложение, возражение, захват и капитуляция быстро последовали друг за другим, и вот уже Уолтер мчится по оставшимся ступенькам на крыльцо, потом во двор, к багажнику машины с номером какого-то другого штата. Он вполне может сойти за мастера на все руки, а? Кто это был такой, что рад был услужить всем и каждому, в каком-то фильме? Он опустил сумки между двумя чужими машинами и скрылся в саду, который до сих пор удостаивал лишь беглого взгляда. Воздух был такой, как ему и полагалось: утренний воздух ранней осени. Свет был скуден. В саду было несколько розовых кустов в увядающем цвету, неизменные анютины глазки, хризантемы… Ах, а это что — просто сорняки или самая настоящая неопалимая купина в качестве живой изгороди? И уйма растений, которые, казалось, застыли в напряженном ожидании, как и он сам.

Просидев несколько минут на садовой скамье, Уолтер почувствовал сквозь брюки холод и сырость. Он хотел переждать, пока там выпьют под занавес по чашке кофе, отработают обязательную процедуру обмена любезностями и неловкий момент уплаты по счету, смягченный добавочной парой любезных реплик, и наконец все отправятся восвояси, словно родственники, отсидевшие семейный визит. Он понимал, что на это уйдет немало времени, а между тем его седалищу становилось все холоднее и даже все мокрее. Он попытался отвлечься, разглядывая растения, но те уж слишком явно готовились к переходу в мир иной.

В конце концов Уолтер бочком-бочком обошел компанию у входа, прикидываясь, что никого не видит, но при этом был разочарован тем, что ни двое мужчин, жонглировавших любезными прощаниями и прощальными любезностями, как мячиками, ни даже Бетти, которая сжала руки и следила за каждой складочкой одежды, его тоже не заметили. Мистер Эмброуз сидел на ступеньке над площадкой лестницы.

— Ах, мистер Эмброуз… неважное самочувствие? — спросил Уолтер, понизив голос. В этот момент хлопнула наружная дверь, и он с радостью услышал легкий щелчок опущенного крючка.

— Носоглотка, — прохрипел Эмери, — задыхаюсь.

— Господи, — сказал Уолтер, заходя ему за спину, — стоя, наверно, легче будет!

Он подхватил Эмери под локти и поднял его. Тот медленно расправился, как пожарный рукав.

— Матушка, — выдавил он.

На лестнице появилась Бетти, в темном платье с широким белым воротником, как у отцов-пилигримов.

— Можно идти завтракать, мистер Риффетир, я присоединюсь к вам через минуту-другую.

Уолтер отцепился от Эмери и выдвинулся из-за его спины, которая вдруг оказалась чуть ли не бесконечной. Как солнце из-за туч, подумал он безотчетно, ощущая прилив тепла. Они молча спустились с лестницы.

— Я подогрею чайник, дорогой, — сказала Бетти, — и накапаю ментола.

Эмери пропыхтел за спиной что-то нечленораздельное. Так и есть, убедился Уолтер, нижняя половина двери заперта, а автомобиль осторожно выезжает задним ходом из ворот. Полоса ласкового солнечного света легла на крыльцо. Осенний воздух был прохладен и чист. Уолтер глубоко вдохнул, наполняя легкие и радуясь тому, что ему это не сложнее, чем наполнить чашку.

В холле, у подножия лестницы, на кожухе батареи располагался предмет, по-видимому, издавна занимавший это место, но как-то ускользавший прежде от внимания Уолтера: маленькая деревянная модель школьного домика, склеенная как-то кустарно. Что заставило Уолтера подойти ближе и присмотреться — это флюгер на крыше домика. Непропорционально большой, он нависал над слуховым окошком, где прятался школьный колокол, и состоял из трех перекрещенных стержней: на концах одного были деревянные буквы С и Ю, на другом, соответственно, В и 3, а третий имел вид оперенной стрелы. Над ними торчал выпиленный из фанеры петушок размером со школьную дверь, а в целом все выглядело так, как будто вещицу собирали из деталей какого-то конструктора. Бетти протянула руку — белую, как рукав медсестры — и, подхватив домик, стала старательно накручивать ключик, торчавший из задней стенки. Школьный колокол задребезжал. Бетти вернула музыкальную шкатулку (вот что это такое, понял Уолтер) в привычную позицию — настолько привычную, что на кожухе батареи успел запечатлеться квадрат более темной окраски — как бы тень крошечной постройки. Дилидиньканье колокольчика складывалось в нежную, отдаленно знакомую мелодию. Компас, петушок и стрела стали неуверенно, рывками проворачиваться. Уолтер озадаченно слушал, пытаясь узнать музыку. «На холостом ходу», — наконец сказала Бетти, дав Уолтеру поразмыслить и насладиться. Какое странное смешение понятий, подумал Уолтер. Из Австрии, объяснила Бетти, когда паузы между динь-донами удлинились и вся мелодия размоталась, как клубок. Последняя нота прозвучала намного позже всех остальных, как будто отчаявшись догнать их, и сердце Уолтера чуть не разорвалось от сочувствия.

— Ну, мистер Риффетир, теперь можно и позавтракать. Пойдемте!

Еще минута — и Бетти поставила перед ним салатницу с бананами, залитыми сливками. Уолтер издал благодарственный стон.

— Да я такого не пробовал с…

— Краткий визит в детство, — сказала Бетти. — Но сперва…

Уолтер кивнул, сложил руки и склонил голову, придав лицу выражение, строгое, как ее темное платье.

— Господи, я знаю, Ты слышишь меня, ведь Ты всегда слушаешь, Ты по доброте своей приглядываешь за нами здесь, внизу, где жизнь порою обходится с нами круто…

В кухне засвистел чайник. Бетти крикнула:

— Мистер Эмброуз, накройтесь с головой! Я подойду посмотреть, готовы ли вы, как только мы с мистером Риффетиром побеседуем с Господом. — Обратившись к Уолтеру, она довольно мрачно объяснила: — Бедному мистеру Эмброузу в такие дни, чтобы дышать, требуется помощь Святого Духа.