Дорис Лессинг - Золотая тетрадь

— Так и знал, что ты это сделаешь. Сиди спокойно и слушай. Нет нужды говорить, что зал был заполнен до отказа. Профессор предстал перед нами, прямой, словно кол проглотил, а росту в нем более шести футов, и, потряхивая маленькой седенькой бородкой, заявил, что он окончательно и бесповоротно доказал, что у самок лебедей оргазма не бывает. И что он собирается предложить это важнейшее научное открытие в качестве исходного посыла для небольшой дискуссии о женском оргазме в целом.

Элла засмеялась.

— Да, я знал, что именно здесь ты засмеешься. Но я еще не закончил. В этот момент в зале обнаружилось некоторое волнение. Люди вставали и уходили. Наш многоуважаемый профессор, имея весьма встревоженный вид, сказал, что он чистосердечно считал, что подобный предмет разговора никому не может показаться оскорбительным. В конце концов, научное изучение сексуальности, которое следует отделять от всех связанных с сексом предрассудков, ведется во всех больницах такого типа по всему миру. Но люди все равно продолжали уходить. И кто же покидал зал? Все женщины, которые там были. Там было около пятидесяти мужчин и около пятнадцати женщин. И каждая из присутствовавших в зале дам-докторов поднималась и уходила, как будто всем им был отдан такой приказ. Нашего профессора это сильно выбило из колеи. Он выставил вперед свою маленькую бородку и сказал, что его удивляет, что его коллеги женского пола, к которым он питает столь глубокое уважение, оказались способными на проявление столь ханжеских чувств. Но толку от этих его слов не было никакого, в поле нашего зрения уже не осталось ни одной женщины. В ответ на это наш профессор прочистил горло и заявил, что он продолжит свой доклад, несмотря на прискорбное к нему отношение наших коллег женского пола. По его мнению, сказал он, основанному на изучении природы самок лебедей, для вагинального оргазма у женщин нет никаких физиологических предпосылок… нет, Элла, не надо от меня отодвигаться, честное слово, женщины невероятно предсказуемы. Я сидел рядом с доктором Пенворти, отцом пятерых детей, и он прошептал мне в ухо, что вот что странно, — обычно жена профессора, дама, славящаяся широтой своих взглядов, присутствует на всех небольших выступлениях своего мужа, подобных сегодняшнему, но сегодня она как раз и не пришла. И в этот момент я совершил акт предательства по отношению к собственному полу. Я последовал за женщинами и покинул зап. Они все исчезли. Очень странно, не было видно ни одной женщины. Но наконец мне удалось отыскать свою старинную подругу Стефанию, она сидела в столовой и пила кофе. Я присел рядом с ней. Она явно была настроена очень отчужденно по отношению ко мне. Я сказал: «Стефания, почему вы все ушли с судьбоносного доклада нашего великого профессора о сексе?»

Она улыбнулась мне очень враждебно и очень сладко и сказала: «Но, мой дорогой Пол, женщины, обладающие хоть каплей здравого смысла, по прошествии всех этих веков уже поняли, что ни в коем случае нельзя перебивать мужчин, когда те начинают им рассказывать об их сексуальных переживаниях». У меня ушло полчаса напряженной работы и три чашки кофе на то, чтобы заставить мою подругу Стефанию снова меня полюбить.

Он снова смеялся, обнимая Эллу и прижимая ее к себе. Он повернулся, чтобы взглянуть ей в лицо, и сказал:

— Да. Ну и ты тоже на меня не сердись за то только, что я одного с профессором пола, — то же самое я сказал и Стефании.

Гнев Эллы растаял без следа, и она засмеялась вместе с ним. Она думала: «Сегодня он ко мне поднимется». Если вплоть до недавнего времени он проводил с ней практически каждую ночь, то теперь он уходил домой два-три раза в неделю. Пол сказал, судя по всему, ни с того ни сего, просто так:

— Элла, ты самая не ревнивая женщина из всех, кого я знал.

Элле внезапно стало холодно, затем она почувствовала панику, а потом быстро сработал защитный механизм: она просто не услышала того, что он сказал, и она спросила:

— Ты идешь со мной?

Он ответил:

— Я решил, что не пойду. Но если бы я действительно так решил, я бы здесь не сидел, правда?

Они, держась за руки, пошли наверх. На ходу он обронил:

— Интересно, а как бы вы поладили со Стефанией?

Она подумала, что Пол странно на нее смотрит, «как будто что-то проверяет». Опять маленькая волна паники и мысль: «Он много говорит о Стефании в последнее время, а что если…» И тут ее разум затуманился, и она сказала:

— У меня кое-что приготовлено на ужин, если ты хочешь, давай поедим.

Они поели, он на нее взглянул через стол и сказал:

— А ты и кухарка очень хорошая. Что мне с тобой делать, Элла?

— То, что ты делаешь сейчас, — сказала она.

Он наблюдал за ней, на лице его было выражение наигранного безысходного отчаяния, которое она в последнее время видела очень часто.

— И мне не удалось ни на йоту тебя изменить. Ни даже того, как ты одеваешься или как причесываешься.

Периодически это становилось предметом их столкновений. Пол начинал по-разному укладывать волосы у нее на голове, по-другому надевал на нее платье и приговаривал:

— Элла, ну почему ты хочешь во что бы то ни стало выглядеть как строгая школьная учительница? Богу известно, ты и отдаленно на Нее не похожа.

Случалось, он приносил ей блузы с глубоким вырезом, или же показывал ей в витрине магазина какое-нибудь платье и говорил:

— Почему бы тебе не купить такое?

Но Элла продолжала собирать свои черные волосы в пучок на затылке и отказывалась от тех экстравагантных нарядов, которые нравились Полу. В глубине ее сознания шевельнулась мысль: «Он сейчас жалуется на то, что я им недовольна и что я хочу другого мужчину. Что он станет думать, если я начну одеваться сексуально? Если бы я сделала себя эффектной, он оказался бы не в состоянии это вынести. И так-то все очень и очень непросто».

Однажды она, смеясь над ним, сказала:

— Но, Пол, вот ты купил мне красную блузу. У нее такой вырез, что немного приоткрывается грудь. И когда я ее надела, ты, зайдя в комнату, сразу же подошел ко мне и застегнул ее на все пуговки, — ты сделал это инстинктивно.

В тот вечер он подошел к ней, развязал ее волосы и дал им свободно рассыпаться. Потом, нахмурясь и пристально ее разглядывая, он начал брать отдельные пряди ее волос и укладывать их у нее на лбу и вокруг ее шеи. Она позволила ему сделать все так, как ему нравится. Она тихо стояла, нежась в тепле его рук, и ему улыбалась. И вдруг она подумала: «Он сравнивает меня с кем-то другим, меня он совсем не видит». Она резко от него отстранилась, а он сказал:

— Элла, ты могла бы быть по-настоящему красивой женщиной, если бы ты это себе позволила.

Она спросила:

— Так, значит, ты не считаешь меня красивой?

Он полузастонал, полузасмеялся и потянул ее за собой на кровать.