Денис Драгунский - Ночник. 365 микроновелл

Они говорят, что я должен пойти, возмутиться, вмешаться и прекратить безобразие. Но я отмахиваюсь.

Тогда они чуть ли не силой тащат меня наверх, на третий этаж.

Я вхожу в зал на последних минутах спектакля. Дети поют песню со словами «солнце на травинках, солнце на тропинках», на сцене пионерский лагерь. То есть ничего похожего на «Денискины рассказы». Но героев зовут Дениска, Мишка и Алёнка.

Спектакль кончается, артисты кланяются, все аплодируют.

Я стою у входа в зал, у самого последнего ряда, и аплодирую тоже.

Почему-то мне не хочется поднимать скандал.

Пересаживаюсь с поезда на поезд; мне кажется, что я уже долго путешествую. У меня тяжелая сумка. Раскрываю: там большой пакет с изюмом, кило на два-три, и сверху – маленькие жестяные баночки с трубочным табаком. Похожие на ту баночку-коробочку табака «Годфри Филипс», которую мне подарила Лариса в 1971 году, кажется (Ларису и ее подарок я вспоминаю во сне, и во сне удивляюсь, что помню). А также похожие на коробочку с чаем, который я заваривал вчера в редакции, – тоже маленькая и круглая.

Я решаю выбросить изюм. Вынимаю из сумки пакет и пихаю его в урну. Урна узкая. Пакет лопается, изюм сыплется. Баночки с табаком тоже вылетают из сумки на асфальт. Думаю – подарить их, что ли, кому-нибудь, кто трубку курит. Потом думаю – да наплевать.

Вспоминаю: я бросил курить в 2002 году. Значит, я до сих пор таскаю с собой табак. Значит, сколько уже лет я езжу с этой сумкой? Неужели восемь лет?

Ногой сгребаю рассыпанный изюм поближе к урне.

Оглядываюсь. Большая вокзальная площадь, все красиво, чисто, стеклянные зеркальные стены домов вокруг.

Газета, в ней интервью с каким-то академиком Фирсовым.

Вдруг появляется сам академик Фирсов, физик. Пожилой, загорелый, красивый, с молодой некрасивой женой. Она сразу начинает рассказывать, какой у них одаренный ребенок. Тем временем мы все поднимаемся по лестнице – вернее, по наружному карнизу огромной лестницы. Мы идем с наружной стороны перил, вот. В середине большой пустой проем. Так было – во сне вспоминаю я – в доме, где жил мой друг Андрей Яковлев.

Карниз узкий, в некоторых местах обломанный. Мне страшно. Академик Фирсов спрашивает, чем здесь воняет. Я говорю:

– Там внизу кухня, буфет какой-то.

Он говорит:

– Но почему такая вонь?

Я говорю:

– Теплый воздух поднимается кверху. Вы же физик, должны понимать!

Старый Тишинский рынок, какой он раньше был. Коричневые большие павильоны, маленькие одежные магазины. Комиссионки и уцененки. Дождь идет. Деревянные решетчатые помосты поверх луж.

Женщина говорит, чтоб я ее подождал, и забегает в такой вот магазинчик.

Я жду. У меня промокли ноги. Вода заливает деревяшку, на которой я стою. Дождь идет так сильно, что грязь брызжет на меня снизу. Холодно. Я бормочу: «Ну, кем это надо быть! Чтоб так заставлять ждать!»

Звоню ей по мобильному. Там механический голос:

«Данный клиент в нашей гостинице не зарегистрирован». Ужас. Под ногами ручьи грязной воды. Я бегу к тому магазинчику – он закрыт. К другому – тоже закрыт. Я промок до колена. Все магазины закрыты, все павильоны, где торгуют разным рыночным товаром, мясом и овощами, – тоже.

Звоню еще раз. Гудки. Что-то щелкает. Мне кажется, что она отвечает, но очень тихо, щелчки мешают, плохая связь.

Я кричу: «Алло! Алло!»

И на всю пустую, затопленную дождем площадь, из всех динамиков, развешанных по фонарным столбам, она отвечает:

– Да! Да! Я тебя слушаю! – Она говорит гулким, низким, почти мужским голосом.

Дача. Из-за двери слышно, мама с кем-то разговаривает. Кажется, по телефону. Потому что я не слышу второго собеседника.

< 11 июня у мамы день рождения – но вот приснилась на два дня позже. >

Опять дача. Кисея, кружева на окнах. Занавески-бризки. Маленькие гвозди вбиты в оконные рамы примерно на уровне глаз. На гвозди натянута леска, то есть не леска даже, а такая белая синтетическая нитка, она держит бризки. Они всегда сдвинуты.

За окном кто-то проходит, идет от калитки и мимо окна. Наверное, мама. Я не хочу смотреть, я отворачиваюсь, делаю шаг в глубину комнаты. Я специально повесил бризки, чтобы она не заглядывала в окна.

Они сидят в разных комнатах. Они не видят друг друга.

Но я наблюдаю за ними – за каждой из них – через зеркальные стекла. Поэтому меня они тоже не видят.

Они хотят друг друга убить. Причина какая-то странная. Чисто теоретическая. Это психологический эксперимент. Девушки решают логическую задачу. Что-то похожее на знаменитую «дилемму заключенного» – есть такая задача, что выгоднее: признаться, уйти в несознанку или оговорить подельника? Учитывая при этом, что перед твоим подельником стоят точно такие же вопросы. Так вот, девушки решают, что им выгоднее – ликвидировать соперницу, примириться с тем, что у бойфренда есть любовница, или уступить? Каждая принимает решение номер один.

Но тут игра кончается.

Каждая звонит своему киллеру и «заказывает» другую.

У них злые, решительные лица.

Я понимаю, чем дело кончится.

Я стучу в зеркальные стекла и кричу: «Стоп! Всё! Хватит!»

Они не слышат.

Хочу договориться с массажистом (у меня болит спина). Но не получается. Он всё время занят. Или у него что-то срывается. Я его спрашиваю:

– Послушайте, может быть, вы вообще заняты, вообще не сможете мной заняться, тогда скажите прямо.

Он говорит:

– Что вы, что вы! Я обязательно вами займусь. Завтра.

Давайте завтра в шесть.

– Хорошо, – говорю я. – Значит, завтра в шесть.

– Только вы мне позвоните часика в три на всякий случай, – говорит он.

Тьфу!

В машине сидит женщина, красивая, темноволосая.

Я тоже сижу в этой машине, мы оба на заднем сиденье.

Она говорит мне:

– Ты теперь мой! – И шоферу: – Трогай!

Машина будто нехотя трогается.

Я говорю:

– Нет, я женат, я люблю Олю.

– Нет, мой! – говорит она. И шоферу: – Едем быстрее!

– Водевиль какой-то, честное слово, – говорю я.

Уже непонятно, ей говорю или сам себе, просыпаясь.

Я в театре, слушаю «Князя Игоря» в концертном исполнении. Мне снится спектакль, на котором я был когда-то.

Слушаю дуэт Кончаковны и Владимира Игоревича.

То есть дуэт половецкой княжны и русского княжича.

Половецкую княжну поет высоченная блондинка с голубыми глазами. Арийская женщина. Валькирия.

Русского княжича поет небольшого роста жгучий брюнет, смуглый до черноты.

Великолепно поют. Но мне смешно. Я смеюсь, сначала тихо, потом громче. На меня шикают. Потом просто скатываюсь на пол (сижу в первом ряду). Меня выводят.