Ирина Ульянина - Все девушки — невесты

— Сонь, я скоро слюной захлебнусь, — сообщил наш дизайнер Денис.

— Да уже все готово, прошу к столу со своими стаканами!

Наша офис-менеджер Ниночка сходила за шефом и кассиршей Юлей. Денис достал из морозилки лед и раскидал его по стаканам с мартини.

— За что пьем? — поинтересовалась Наташа Белякова, PR-менеджер.

— Событий масса. — Я начала загибать пальцы. — Во-первых, я выдала мать и дочь замуж. Во-вторых, развелась с мужем, и отныне моя фамилия — Померанцева. В-третьих, собираюсь в отпуск…

— Куда собираюсь? — прикинулся слабослышащим Лев Назарович.

— Когда ты успела развестись? — вытаращилась Нина.

— Давайте не будем смешивать котлеты с мухами, — высказал пожелание Дениска. — Выпьем за каждое событие по отдельности…

По ходу спонтанной корпоративной пьянки я кое-как объяснилась с шефом, и он, скрепя сердце и скрипя перьевой ручкой, подписал мне заявление на очередной отпуск. А еще пожелал, чтобы я как можно скорее покинула офис — прекратила деморализовывать трудовой коллектив своим присутствием. Это было очень кстати. По совету Наташи я подалась в салон Yves Rocher на Красном проспекте и успела до его закрытия на маникюр и педикюр. Пока приводили в порядок мои ногти, надумала также сделать эпиляцию в области бикини. Пусть мой купальник оставляет желать лучшего, зато под ним все будет идеально…

Процедура не только не отличалась приятностью, но и напоминала пытку эпохи инквизиции: казалось, вместе с горячим воском с меня — живой — сдирают кожу. В разгар нее зазвонил мобильник — Риточка после больницы вернула его мне, и я на всякий случай таскала телефон в сумочке.

— Да! Алло! — выкрикнула я голосом, полным отчаяния.

— Сонечка, это не ты, случайно, подкинула мне в машину книгу «Остров Лесбос»?

Интонация Паперного, напротив, располагала к кокетству, приправленному интеллектуальной игрой в бисер. Если бы он видел, где я нахожусь и в какой позе…

— Да, это одна из моих любимых книг, но, право, не знаю, как она очутилась в твоем автомобиле… — пролепетала я.

— А я решил, что это некий тайный знак. Забавные стишки. — Заявление Вадима меня покоробило. Он рассуждает прямо как Ленчик!

— Не вижу ничего забавного.

— А я считаю стихи смешными, — упорствовал Паперный.

— Вадик, обсудим это в следующий раз. Я занята. Перезвоню позднее, если позволишь.

Он заверил, что всегда к моим услугам. И назвал киской. Косметолог салона красоты предупредила, что область бикини нельзя мочить в течение двадцати четырех часов во избежание покраснения и раздражений.

— Спасибо, — облегченно перевела я дух, наивно полагая, что мои мучения на этом закончились. А они лишь начинались…

Сборы много времени не отняли — багаж уместился бы в одном из пакетов, в которых я обычно ношу продукты с базара. Шорты, две майки — одну из них пришлось позаимствовать из Риткиного гардероба, — сланцы, выгоревший сарафан и умывальные принадлежности. Мирошник правильно подметила: я себя совсем запустила… Но почему я о ней сегодня постоянно вспоминаю?..

Когда сумка была собрана, позвонила Вадику. Сказала ему спасибо за премию и за Кипр, где моим детям очень нравится.

— Не стоит благодарности, — проявил он благородное великодушие. — Когда встретимся?

Я хотела признаться, что не скоро — не раньше чем через две недели, но Паперный перебил, выпалив последнюю новость: с Элины Владиславовны сегодня сняли подозрения и дело закрыли за недостаточностью улик.

— Как тебе это нравится? Я в ярости!

Помолчав в задумчивости, я ответила расплывчато:

— Все хорошо, что хорошо кончается… Мы же знаем, Вадик, что есть и высший суд…

— Сонь, у меня складывается такое впечатление, что ты не расположена со мной общаться, — более чем сухо простился он.

Я завела будильник на три часа утра и вызвала такси. Только положила трубку, как телефон зазвенел вновь.

— Вадик, ты не дослушал, я улетаю…

— Это не Вадик, — возразил робкий мужской голос.

Я с трудом узнала Леонида.

— А-а, здравствуй…

— Соня, умоляю: не бросай трубку, выслушай меня!

— Да-да, я слушаю…

Несколько странно, что человек, который на протяжении двадцати лет был для меня светом в окошке, практически в одночасье сделался посторонним. Я испытывала сейчас лишь досаду, приправленную толикой презрения.

— Понимаю, ты меня теперь ненавидишь. Но я изменился, Сонечка, звезда моя!.. Я осознал, что… не могу без тебя… Отныне я хочу жить только для вас с Риточкой! Мне больше никто не нужен!

— Поздно ты спохватился, Ленчик. У Риточки — своя семья. А я, напротив, вошла во вкус несемейной жизни.

— Да, это я уже понял: у тебя появились какие-то Вадики, мопсики, пупсики… Быстро же ты нашла мне замену!

Не хватало еще выслушивать упреки! Я сказала:

— До свидания.

— Нет, погоди, Софья, мы должны объясниться! Я сейчас приеду!

Я вспомнила, каким видела Ленчика во Дворце бракосочетаний в минувший четверг, и воскликнула:

— Ни в коем случае!

— Ты не можешь мне этого запретить: я прописан в нашей квартире и имею точно такое же право находиться в ней, как и ты!

— Леонид, я не впущу тебя.

…Это была сумасшедшая ночь. Мне пришлось запереться изнутри на щеколду, выключить свет и затаиться. Я не подходила ни к входной двери, в которую ломился бывший муж, ни к звонившему телефону. И соответственно, не сомкнула глаз до самого приезда такси. Как следствие, в аэропорту едва держалась на ногах. У любого человека есть определенный запас прочности, и он не беспределен. Мой окончательно исчерпался…

В самолет вошла в полубессознательном состоянии. Рухнула в кресло, отвернулась к иллюминатору и будто провалилась. Больше ничего не видела и не слышала. Меня разбудила бортпроводница, когда остальные пассажиры уже покинули салон.

— How are you? [1] Как дела? (англ.) — спросил смуглый откормленный таможенник.

— Fine! [2] Прекрасно! (англ.) — как положено, отозвалась я, отчаянно моргая заспанными глазами.

— Take care [3] Береги себя (англ.) . , — двусмысленно подмигнув, пожелал он.

За пределами родины, в аэропорту Даламан, в самом деле все было прекрасно. Теплый ветерок трепал ветви раскидистого дерева, похожего на акацию, срывая с него отцветшие лепестки. Сквозь этот сиреневый дождь я прошла к стойке встречающей компании Turtess, и девушка в белой блузке показала мне автобус, который должен домчать меня до отеля.

— Добро пожаловать в Турцию! Меня зовут Бахыт, — в микрофон представился гид. И я сразу про себя окрестила его Бахыт-Компотом по имени популярной прежде группы.

Дорога из Даламана в Мармарис оказалась ошеломительно красивой: у меня даже сердце защемило и на глазах выступили слезы от прелести здешних мест. Сначала трасса тянулась по равнине, вдоль белостенных домов с красными черепичными крышами, над которыми парили самые настоящие аисты. Первый раз их видела воочию… Деревеньки сменялись плодородными садами, оливковыми и апельсиновыми рощами. Затем мы выехали на длинную аллею, засаженную могучими эвкалиптами с полуголыми, будто ободранными стволами. Бахыт пошутил: «Туристы — как эвкалипты. Много пьют, целый день жарятся на солнце и сбрасывают свою кожу». Советовал меньше торчать на пляже, больше ездить на экскурсии. Автобус между тем взлетел вверх, на горный серпантин, извивавшийся над пропастью. Внизу открылся дивный вид на благословенные Аллахом зеленые долины. А слева, по камням, едва припорошенным красноватой глиной, с отважностью альпинистов карабкались альпийские сосны. За ними вдогонку лезли буйно разросшиеся миртовые кусты. Дорога была настолько узкой, что хвойные лапы царапали оконные стекла, бились, будто хотели забраться внутрь. Я зачарованно взирала на все это великолепие и непроизвольно воскликнула, когда показалась бирюзовая лагуна: «Море!»