В. Шафоростова - Загадка Сфинкса

На дискотеку девчонки могли наконец-то надеть свою самую лучшую одежду, сделать вечерний макияж (ведь строгие учителя запрещали приходить в «боевой раскраске» на уроки), потанцевать, ну а мальчишки могли посмотреть на таких нарядных, красивых девчонок и просто потусоваться.

Маша Мельникова не особо «парилась» с выбором наряда. Она вообще всегда была равнодушна к стразам, заколочкам, бантикам, блеску и прочей, по ее мнению, ерунде. Вот и сейчас девушка надела простой джинсовый костюмчик с вышивкой и слегка коснулась губ розовым блеском, но и от этого стала только краше.

Бабушкина пенсия не позволяет Тамаре Алексеевне покупать внучке дорогие наряды, да и Маша никогда ничего не просит. Девушка очень часто сама шьет себе одежду, перешивает старые вещи, и получается у нее это очень хорошо. Мария никогда не будет «ляпать» на свои красивые темные волосы фиолетовые блестки, не будет обводить голубые глаза черными тенями или красить губы кроваво-красной помадой. Просто у девушки действительно хороший вкус.

Мария была уже полностью готова, когда за ней зашла Канина. На Марине красовалась ярко-красная кофточка, которая очень шла девушке. «А вот с оборками явно перебор», – отметила про себя Маша.

– Марин, пока ты до меня шла, я уже вздремнуть успела.

– Машунь, ну извини, пожалуйста. Я просто не знала, что надеть. Ты же знаешь: извечный вопрос, на который не сразу найдешь ответ.

– Я сразу ответ нахожу. Но это неважно. Пойдем быстрее, а то опоздаем.

«Господи, как же шумно!», – подумала Маша, оглушенная новой песней Глюкозы. Она не представляла, как можно радоваться «такому грохоту, темноте и куче народа». Но все же танцевала, и танцевала неплохо. «С таким же успехом я могла бы включить музыку дома и плясать в свое удовольствие. Но Маришке отказать было невозможно. Одна бы она не пошла».

Во время дискотеки к Маше подошел Максим Лебедев. Молодой человек в этом году заканчивает одиннадцатый класс и отличается не самым примерным поведением. Дом его родителей находится недалеко от машиного.

– Девушка, а можно вас на медленный танец пригласить? – спросил Максим, причем по его «свежему» дыханию и заплетающемуся языку Мария поняла, что не так давно парень принял изрядное количество пива.

– Нельзя, – коротко ответила девушка.

– Че? Машка, да хватит тебе ломаться! Тебя первый парень на деревне на медляк приглашает, а ты отказываешься! – Максим Лебедев одной рукой приобнял девушку.

– Я не буду с тобой танцевать. – Маша резко убрала руку Максима со своей талии.

– Я не понял, ты че отказываешься? Ты вообще понимаешь, кто тебя приглашает? Машка, ты че дурой-то прикидываешься?

– Лебедев, немедленно выйди из зала. – услышала Маша где-то совсем близко голос Игоря Алексеевича. Только сейчас он звучал не спокойно и увлеченно, как на уроках, а как-то грубо и жестко.

– Зачем? – опешил Максим.

– Ты русский язык понимаешь? Выйди из зала. Или тебе помочь?

Не говоря больше ни слова, учитель устремился к выходу, Максим Лебедев посеменил за ним. Маша отыскала глазами Марину: девушка, как обычно, «зажигала» в компании Егора. Она и не заметила, как Маша вышла из зала.

Как только за спиной стихли проникновенные слова песни Димы Билана, Мария Мельникова услышала приглушенный голос историка. Девушка осторожно крадясь, подошла к двери, которая ведет к школьному крыльцу и услышала:

– Я же предупреждал насчет спиртных напитков. Еще и к девушке приставать начал. Знаешь, Лебедев, я недавно работаю в этой школе, но о тебе уже наслышан. На педсовете только твою скромную персону и обсуждают. А теперь слушай внимательно и запоминай: я запрещаю тебе появляться на школьных дискотеках вообще! Иди домой.

Маша еще ждала, что же ответит Лебедев, как дверь открыл Игорь Алексеевич. Отступать было поздно: он ее уже увидел. «И почему я не слышала шагов? Как же бесшумно он ходит!» – подумала Маша и неуверенно, сочиняя на ходу, заговорила:

– Игорь Алексеевич, не ожидала Вас здесь увидеть. А я вот прогуляться решила...

– Уверяю вас – не стоит выходить на улицу. Там еще прохладно, а Вы без верхней одежды. Весна обманчива. Не рискуйте своим здоровьем.

– Хорошо. Спасибо.

В тот вечер Марии не спалось. Она на кухне в полной темноте (чтобы не разбудить бабушку) допивала уже четвертую чашку чая. Все произошедшее на дискотеке никак не могло уложиться в голове. «И почему Игорь Алексеевич это сделал? Он не просто следил за порядком и устранил нарушителя. Тогда бы мог ничего про меня не говорить. Мог не говорить, но сказал... Зачем? Может, я ему не безразлична? И этот взгляд на уроках... А как он «отчитал» Макса! Получается, что Игорь Алексеевич вступился за меня. Какой благородный поступок! И какой благородный человек...» Маша вылила в раковину остатки чая и, помыв бокал, отправилась спать.

Даже в воскресенье Мария Мельникова всегда просыпается очень рано. Вот и сегодня она встала с кровати в семь ноль-ноль. Все отдыхают по-разному, для Маши же отдых – сделать дома генеральную уборку, помочь бабушке, или просто почитать интересную книжку.

Когда все полы в доме были вымыты, кролики накормлены, а ужин приготовлен, Мария уселась за письменный стол и включила настольную лампу. Накануне она взяла в библиотеке интересную историческую книгу, как раз по той теме, которую десятые классы сейчас проходят в школе. За окном собирались темные дождевые тучи, и Машу это даже радовало – Марина не придет с милым предложением погулять.

Историю Мария любила всегда, но сейчас начала читать с каким-то особым интересом.

За окном лил противный дождь, капли которого по воле ветра попадали через форточку на подоконник. Маша подошла к окну, чтобы закрыть форточку, но неожиданно остановилась. За окном все было серым и мрачным. Если бы художник рисовал в этот день картину, то, несомненно, использовал бы лишь белые и черные краски. Тающий снег постепенно обнажал сырую землю, а на темных деревянных постройках вороны клевали засохший кусок хлеба. Маша закрыла форточку и поежилась: в доме было очень холодно. Но от окна все же не отошла; ее настроение было подстать погоде – на душе так же печально, холодно и тоскливо. Девушка наблюдала за суетливыми воронами, за падающими дождевыми каплями, и от этого становилось все грустнее. Мария отвернулась от окна и прижалась спиной к стене. Потом зачем-то снова взглянула в окно, закрыла глаза, и крупная слеза застыла на ее густых черных ресницах. Крупная кристально-чистая слеза, виной которой стала первая любовь.

«Я постоянно о нем думаю, мечтаю о чем-то... А я не должна. Не должна. Кто он, и кто я... Действительно: кто я? Наивная глупая дурочка, которая, кажется, влюбилась в учителя. А влюбилась ли? Боже мой, я не знаю... Все так запуталось! Как же часто мы говорим, что не можем понять друг друга, что нам трудно это сделать. Теперь я поняла, что, говоря так, мы нагло врем. Нагло и бессовестно врем. Или просто ошибаемся. Гораздо труднее понять самого себя. Ну почему, почему? Нам никогда не быть вместе. Просто абсурд даже и думать об этом. Но почему же тогда я не могу выкинуть его из головы?» Маша сама не заметила, как произнесла этот вопрос вслух. Но вокруг было все также тихо, и лишь сердце отозвалось на ее вопрос незнакомой тупой болью.