Александр Проханов - Шестьсот лет после битвы

— Я пойду… Пробегу, если надо…

И мгновенное у всех облегчение. У Рахима, Данилова, ротного. Замполит, благодарный ему, тут же забывая о своей благодарности, показывал чертеж на бумаге.

— Побежишь вот здесь!.. Маршрут оптимальный!.. Первый ориентир — защитная стенка. Побежишь под ее прикрытием. У края — лопата, возьмешь лопату — и дальше. Второй ориентир — брошенный трос… Пойдешь на него, перескочишь. Не зацепись, бога ради, не шлепнись! Если шлепнешься, сразу обратно. Время будет исчерпано. Третий ориентир — на стенке синие ящики. Под правым, под выступом, черный кусок графита. Его лопатой! Держи вперед от себя! Подальше, подальше! Беги к контейнеру! Кинешь — и сразу на выход! Лопату у выхода брось… Все! На выполнение четырнадцать секунд! Не больше! Иначе сгоришь! Вот мой хронометр, четырнадцать секунд на работу!

Замполит щелкнул кнопкой хронометра. Стрелка побежала, и он щелчком остановил ее бег.

— Сейчас давай глянем в зал. От двери посмотрим маршрут…

Замполит подвел Сергея к дверям, толкнул их. В грудь, в глаза, в испугавшееся, дрогнувшее сердце ударили с высоты туманно-голубые, прорвавшие кровлю лучи. Оранжевый карусельный кран, бетонные стены, бетонный пол с вмурованными стальными брусками, под которыми таился реактор, все было в синеватом тумане. Защитная стенка пересекала часть зала. Виднелся брошенный трос. Черный, как мусорный ящик, стоял контейнер. И далекие, бесконечно удаленные, как в обратные окуляры бинокля, жестяные ящики на стене.

— Под правым видишь? — указывал замполит. — Темный такой обломок, как брикетик торфа… Понял теперь, как бежать?

— Понял, — ответил Вагапов.

— Сейчас тебе лопату положат, — сказал замполит.

Он закрыл дверь, оттесняя Вагапова не к солдатам, стоящим в цепочке, а в сторону, отдельно, не давая ему смешаться с другими.

— Ты! — обратился замполит к Рахиму. — Пойдешь и перетащишь лопату! Древком к дверям! Понял? А ну повтори!

— Пойду, перетащу лопату… Деревянкой к дверям! — послушно повторяя, старательно выговаривал Рахим.

— Вперед! — Замполит выпустил в зал мелькнувшего, юркнувшего в лучи Рахима.

Тот вернулся быстро, весь взъерошенный, взвинченный, чем-то похожий на кошку, у которой поднялся загривок. На глазастую, гибкую, наэлектризованную кошку.

— Готова! — говорил он — Готова! Деревянкой к дверям! — Оп продолжал повторять отпечатанное, выжженное в нем заклинание. — Готова! Деревянкой к дверям!

— Ну давай, Вагапов, готовьсь! — Замполит сжимал в ладонях хронометр. — А я тебя подстрахую! — и ушел в зал, занял место на «островке безопасности».

Сергей стоял у порога перед закрытыми створками, двигая легкими, готовыми к броску и бегу мускулами. И все на него смотрели. Солдаты в цепочке. Дозиметрист сквозь свои кругляки противогаза. Физики в белом. Ротный, подошедший к дверям, готовый отдать команду.

Сергею вдруг стало страшно. Темный, животный, из всех клеток поднявшийся ужас охватил его, лишил дыхания, стал разворачивать вспять, толкать назад, прочь от этих закрытых дверей, за которыми бушевали лучи, ждали его, чтобы спалить и обуглить. Он медленно начинал разворачиваться, переставлять обутые в бахилы ступни.

— Вперед!.. Марш! — скомандовал ротный, словно отдавал не приказ, а сигнал бежать стометровку. Ударил в двери. И Вагапов, продираясь сквозь ужас, оставляя его за спиной, как часть своей жизни, навсегда исчезающей, метнулся в лучи.

Ворвался в зал. Наткнулся на просторный сноп голубого света. Пронырнул ею головой, как волну, работая плечами, локтями, всем заостренным телом. Почти ударился в замполита.

— Правей! К лопате!

Отклонился, изменил траекторию. Набежал на лопату, лежавшую длинным древком навстречу. Затоптался, нагнулся. Схватил лопату, держа ее вперед острием, заржавленным темным совком, кинулся вдоль защитной стены. Бежал, сжимаясь в плечах, пропуская над собой стучащие пулеметные очереди, посылавшие над его головой грохочущие перекрестья огня. Они не задевали его, долбили бетон на стене, крошили разрывными пулями.

Он бежал, истребляя отпущенные для бега секунды. Сначала по бетонному полу, под которым таился реактор. Потом по выжженному полю в воронках с обрывками колючей, растерзанной взрывами проволоки. Потом по горячему тонкому льду, хрустевшему, с выступившей черной водой. Потом по горячему, обжигавшему пятки бархану. Он бежал, потеряв счет годам. И пока он бежал, успевали родиться и возмужать его дети, превратиться в стариков и скончаться, и табун с золотым жеребцом стал грудой замшелых костей на дне сырого оврага.

Он вырвался из-за стенки. Перед ним на полу лежал металлический трос. Крученый, масленый, с тускло сиявшей серьгой. И он. боясь оступиться, прыгнул в стальную петлю, не давая ей захлестнуться, пронес над ней лопату, свое быстрое тело, свистящий выдох.

Налетала в грубой побелке стена. Три жестяных ящика. Левый, средний и правый. И под первым, в сумраке, под глубоким уступом — черный, с резкой гранью осколок. Жуткий, шевелящийся, разрастающийся на глазах, разевающий огнедышащий, с алой подкладкой зев. И в открытый зев. в пламя, в пасть — вонзить острие, забить, закупорить собой, не дать прорваться огню.

Он поддел лопатой осколок, раз, другой, подбрасывая, вытряхивая его на середину совка. Поднял лопату на вытянутых руках. Развернулся и помчался к контейнеру, чувствуя, как пылает, подобно углю, черный осколок.

Подбежал к контейнеру. Продел лопату сквозь тяги, вглубь, до железного звяка, сбрасывая страшную ношу, возвращая ее в преисподнюю. И обратно к дверям.

Замполит встретил его на пути, подхватил, подставляя плечо. Бежали, обнявшись.

— Лопату! Отдай…

Замполит с силой выдрал из рук лопату, шмякнул на пол. А Вагапов все бежал с вытянутыми пустыми руками. Прошиб телом дверь, не почувствовал боли, пробегая вперед, туда, где толпились солдаты. И они сначала расступились, а потом сомкнулись вокруг. Помогали раздеться, стягивали бахилы, перчатки.

Он стоял весь мокрый, липкий, без кровинки в лице, равнодушный, пустой, словно сделался вдруг стариком, прожив огромную жизнь.

Замполит подошел, держа на ладони хронометр:

— Восемнадцать секунд! Ничего! Не намного отстал.

— Вагапов, родной, спасибо! — Ротный обнял его, прижал. Отошел, бормоча: — Эх, мужики, мужики… Жизнь-то у нас какая!

А Сергея тихонько покачивало. Какая-то тихая отмель. Какая-то теплая, старая, с поломанной уключиной лодка.

Снаружи раздались голоса, послышался звяк железа. Кто-то шагал по брошенным в снег листам.

— Ну вот, пожалуй, и все. Здесь доварим последние трубы, и водосброс готов. Горячая вода из системы охлаждения, от турбины и генератора прямо в озеро. Карпов разводить будем. Приезжайте в следующий раз, угостим ухой из карпов.