Мюррей Бейл - Ностальгия

Хофманн покачал головой.

— Совсем человек за собой не следил.

И он попытался закрыть покойнику рот.

— У Ленина никогда не было времени, — отвечал русский. — Он предпочитал обедать не с туристами, а с шоферами и рабочими.

И, заметив, что оба фотографа застыли с открытыми ртами (объектив навел только Кэддок), он ткнул локтем сперва Ивана, потом второго:

— Болкан!

Хофманну удалось-таки сдвинуть застывшие челюсти. С другой стороны от подиума Гвен Кэддок запустила руку в реликварий и подергала покойника за ногу. Приподняла ее — негнущуюся, твердую. Черный шнурок развязан; носков и в помине нет.

Миссис Каткарт покачала головой. Прикоснуться к содержимому саркофага? — да никогда в жизни!

Гвен старательно запихивала ногу обратно.

— Он живой… ну, то есть не фальшивка. Не деревянный или что-нибудь в этом роде. — Нахмурившись, она посмотрела в камеру. — Это нога. Как есть нога.

Хофманн буравил взглядом Луизу.

— Моя жена — прирожденная правдолюбка. Ну же, давай!

Луиза нерешительно коснулась галстука. Прочие охотно посмеялись бы над Гвен с ленинской ногой, не будь все так серьезно. Сконфуженная Гвен (она так легко смущалась!) перекрестилась и закатила глаза.

— Мы просим вас подтвердить бытие Ленина, реальность его тела, а вовсе не убранства, — одернул русский Луизу. — Конечно же, одежда его — подлинная! Но одежда есть одежда.

И тут галстук оторвался от жилета. Он был обрезан посередине — все-то несколько дюймов длиной. В строгом смысле слова, это и не галстук вовсе!

— Ох, боже мой! Какая неожиданность!

— Видишь, что ты натворила? — пошутил Борелли.

— Довольно! — резко скомандовал русский.

Аппараты уткнулись в пол; галстук осторожно пристроили на место. Это происшествие, такое человечное в своей неожиданности, развеяло напряженность; туристы весело защебетали промеж себя. Спустя какое-то время все становится возможным.

Возвращая их с небес на землю, русский повысил голос.

— Иные утверждают, что революционеры по природе своей лентяи. Например, таков английский взгляд на вещи. Но подсчитано, что Ленин написал за свою жизнь десять миллионов слов. — Русский указал на Борелли. — Вот вы — не хотите ли убедиться, что это правда?

Борелли на секунду задумался, затем нагнулся над гробом. С новой силой застрекотали и защелкали кино- и фотоаппараты. «Свидетель» взялся за нужный палец и покрутил его взад-вперед в свете прожектора.

— Осторожнее, — пробормотал Норт.

— Что, есть ли отметина?

Борелли кивнул.

— Да, в том самом месте, куда перо упиралось. Вот — плоское пятнышко…

— Говорите. — И русский улыбнулся в объектив.

— Отчетливое плоское пятнышко, блестящее такое, почти мозоль. Этот палец выводил немало слов. И ногти грязные.

— А вы знаете, что советский лак для ногтей — самый стойкий в мире? — прогудел Кэддок от изножья гроба. — Его из старых фотопленок делают.

Русский удивленно изогнул брови. Борелли отступил на шаг, вытирая руку о куртку.

— Палец такой восковой на ощупь, весь окостеневший, — поведал он Луизе с Шейлой. — Однако ж вполне себе палец — ровно таков, каким выглядит. Мой дядя, про которого я вам рассказывал, это оценил бы.

Филипу Норту, как обладателю седой бороды, поручили проверить бородку Ленина: так, нежданно-негаданно, он возвысился до международного эксперта, ревизора бород. Важная миссия! Ленинская бородка — одна из самых характерных его черт; а злопыхателей хлебом не корми, дай покричать: фальшивка! Рыжеватая какая-то и блестит неестественно.

Норту полагалось всего-то навсего потрогать бороду и за нее подергать. Что он и проделал несколько раз ко всеобщему удовлетворению. Физические аспекты скорректировали видимость.

— Да все мы видим: покойничек — просто супер! — объявил Дуг, непроизвольно переходя на сленг. — Вполне себе правдоподобный, чего и говорить. Я, например, вполне убежден.

— А про меня забыли?

Шагнув вперед, Гэрри Атлас приподнял правую руку Ленина на сорок пять градусов. И с довольным видом отпустил. Однако ж рука так и застыла в приветственном жесте. Русские с криками кинулись вперед, поднырнули под заграждение. Оттолкнули Атласа в сторону. Международный инцидент в… Двое вспотевших здоровяков русских и Иван, на время отдавший Джеральду свою фотокамеру, совместными усилиями вернули руку на место.

— Придурок несчастный! — рявкнул Хофманн. — Нас всех могли расстрелять! Ты вообще соображаешь, что ты натворил?

— Да вы чего? Я ж ни в чем не виноват.

— Это уже неважно, — успокоил Норт.

Русские, раскрасневшись, вернулись в свой угол; Иван забрал фотокамеру.

Оратор поддернул лацканы, откашлялся:

— Леди и джентльмены, примите нашу искреннюю благодарность. К сожалению, это небольшое задание продиктовано необходимостью. Но вы нас поймете. Это должно убедить, — голос его зазвенел, — даже самого закоснелого реакционного прихвостня. Некоторые вещи обладают собственной силой — являются констатацией факта. Ленин жив!

Стеклянную крышку со всей осторожностью вернули на место: она легла как влитая. Русский щелкнул пальцами; словно из ниоткуда появился шестиугольный поднос с двумя бутылками «Столичной» и рюмками. Поставив поднос в изголовье саркофага, оратор разлил водку по рюмкам.

— Как насчет неразбавленной водочки? — Джеральд обернулся к согруппникам.

— Мы ж не чудища какие, — пошутил хозяин.

— Но ведь другие люди ждут своей очереди войти! — напомнила Шейла. Она глянула вверх, но окон в гробнице не было. Русский только рукой махнул.

Запотевшие рюмки испещрили стеклянную крышку саркофага влажными пересекающимися кругами. Праздничная атмосфера, как и следовало ожидать, возобладала; маленькие круги все умножались. Вайолет с Сашей достали сигареты; русский кинулся к ним со спичками.

— Признаться, нас до глубины души пробило, — возгласил Дуг, раскачиваясь взад и вперед вместе с рюмкой. — Вот это опыт так опыт!

— Вы разве не рады, что пошли? — спрашивала Шейла у Джеральда. В глазах Шейлы Мавзолей стал олицетворением путешествия.

— Вам выпала великая честь, — улыбнулась Анна. — Такое не каждый день случается…

— Очень поучительная экскурсия, — согласился Джеральд. — И — совершенно в русском духе.

— А вы что попробовали? — полюбопытствовала Саша.

— Ногу. Помните? — Гвен прикрыла ладонью рот. — Я чуть на месте не умерла.

Саша с Вайолет рассмеялись. Русский глянул на часы и кивнул остальным. И откупорил вторую бутылку. Шейла вновь заволновалась о тех, кто ждал в очереди.

— Да пусть их, — отмахнулся русский. — Народ у нас терпеливый.

— Меня больше шотландцы занимают, — откликнулся Норт.

— По крайней мере, здесь прохладно и хорошо, — заметила миссис Каткарт, — и притом чисто.