Вадим Чекунов - Шанхай. Любовь подонка

Идешь по городу, трезвый, в делах и заботах, и все у тебя хорошо. Сразу два издательства написали вдруг «уважаемый» и без привычного «к сожалению». Напротив, вежливо и строго, как завуч в школе, предлагают что-то «обсудить» и «подписать».

Идешь, автоматически отмечая:

вот лежит вдавленная в асфальт пивная пробка;

вот гордое величие полок с выпивкой в магазине «Продукты» – ты видишь их, когда рассчитываешься за пакет кефира;

вот два мужика потягивают у метро пиво «Старый мельник»;

вот синий зонтик уличного кафе с логотипом «Балтики» – «трешка» уже не та, что раньше, но разливная «семерка» вполне ничего… во всяком случае, весной была ничего;

вот запотевшие очки студента-ботаника, как бутылка «беленькой» с ледничка;

вот шибают в нос разносолы в крытом павильоне рынка…

Сглатываешь набежавшую слюну.

Покупаешь к огурцам и маринованному чесноку небольшую плоскую бутылочку. Для вкуса. Да и сыро сегодня. С утра моросит…

Обнаруживаешь себя несколько дней спустя на другом конце города, без обуви, обоссавшегося и замерзшего до полусмерти.

Иногда все случается разом и вдруг – и позднее, отлежавшись в сушняке, психозе и фобиях, вспоминаешь, что же послужило толчком, что обрушило, будто выстрел в горах, твою снежную лавину…

Целую ночь я пролежал, разглядывая зеленый глазок кондиционера у потолка. Сочинял в мыслях ответные письма. Сдержанно-равнодушные. Беспощадно-холодные. Восторженно-глупые. Дважды собирался сходить в ночной магазин за чем-нибудь крепким, из местного бухла, чтобы нажраться и забыться.

Посветлевшее небо образумило – скоро на работу.

Принял душ, в попытке сбросить, смыть напряжение. Пробовал думать о Ли Мэй, но сказались или привычка или возбуждение от письма – кончил я, отчетливо представляя Инку…

Оставалось лишь смириться: я не сумел избавиться от прошлого.

Первое, что сделал утром, – полез проверять почту. Два непрочитанных письма, оба – от «Пэри».

«Да, это я».

Второе чуть больше:

«Я не знаю, как выразиться… Набираю текст и стираю. Снова набираю, перечитываю и опять удаляю все. Сейчас напишу как есть и тут же отправлю. А ты уже решай сам. Сейчас соберусь… Если тебе неприятно общаться со мной, просто не отвечай, ладно? Я ведь не знаю, как ты живешь. Может, влезла в твою жизнь, и совсем некстати… В общем, я рада, что ты узнал меня, очень, правда. А остальное, как ты решишь. Уфф. Вот».

Спрашивал себя не раз – зачем…

Зачем? Я? Ответил?

Не просто ответил, ввязался в переписку со всею готовностью: рассказывал о себе, кропал страноведческие очерки, засылал фотографии, заваливал вопросами и воспоминаниями, ловко и продуманно избегая неудобных и негативных.

Через пару дней пришли Инкины фотографии: за столом в офисе; у кофемашины; возле окна. Повзрослевшая, красивая.

Светлое каре. Знакомые скулы, губы, глаза…

«Хорошо, – убеждал себя, – это не более чем виртуальный роман». Приятная забава. Игра. В конце концов – обычная вежливость.

Любви – той, что была, нет и быть не может.

Любовь сейчас совсем к другой девушке.

«В платье из красных шелков», – тут же вспомнил Инкин шепот в такси.

«Она – далеко. Между нами – равнины, горы, леса и пустыни. Тысячи километров. Надежный барьер».

Я действительно прятался за эти детские отговорки, накрывался ими, как одеялом, с головой.

А потом пришло еще одно письмо.

Одеяло сдернуто, меня скинуло с кровати, я лежу на полу, ошарашенный.

Весной, написала Инна, от их фирмы в Шанхай поедет несколько человек. Что-то там по строительству, я не очень вникал. Подготовка к ЭКСПО. «Расширение братских связей».

Она – в составе делегации: «Мне будет очень приятно, если ты встретишь меня. И вообще – увидеться».

…В тот день я встречался с Ли Мэй. Целовал, обнимал, шептал на ухо, бог знает какие глупости – я ведь правда любил ее. Но, проводив до общежития, шел к себе и думал об Инне.

Я брел по холодной и серой улице, разглядывая возле дверей магазинов и банков каменных львов, кучерявых и пучеглазых. Это ж надо, думал я, столько прожить тут, чтобы только сейчас догадаться, какой еще город, напичканный львами, мог стать побратимом Шанхаю… И усатые драконы, извивающиеся на огромных вазах, – несомненные, хоть и дальние, родственники питерских грифонов…

Иначе и быть не могло.

Инкино появление в моей жизни – всегда напоминает дурной сценарий плохого фильма…

У меня – две женщины. Обеих я люблю.

Я – вангоговский кипарис. Надо мною – луна и солнце…

…Солнце жарит сквозь толстое стекло, и я задергиваю шторку. Вернее, пытаюсь: чертова тряпка не поддается, где-то ее заклинило.

Да и хрен с ней.

Эка поволокло…

Надо действительно выпить немного.

Совсем немного.

Подзываю официантку и тычу пальцем в пустой флакончик из-под байцзю:

– Еще один.

Принесенную водку я вновь выливаю в стакан и выпиваю уже без всяких «ганьбэй!». Даже запивка не требуется – так хорошо идет на этот раз. Может, на меня опять пялится весь ресторан – народу заметно прибавилось, почти все столы заняты. Мне не до этого – я разглядываю свой стол: серые крошки пепла на скатерти, пара капель темного соуса, скомканные салфетки.

Закусываю курицей и арахисом, отодвигая палочками к краю тарелки крохотные красные колпачки перца – точно так же в армии черенком ложки выгребал из каши крысиное дерьмо. Сдается, что и меня все время кто-то отодвигает на задворки, ad marginem, и я не знаю, что с этим делать. Как шарик на резинке, бестолково мечусь туда-сюда, ударяясь и отскакивая, отбивая себе бока. Слева болит сердце, справа – печень, по утрам болит голова. Осталось подцепить какую-нибудь заразу у девок в массажном салоне, и можно размашисто креститься, показывая доктору больные места.

Я не знаю, не понимаю, почему случается именно так.

Мои мысли постоянно убегают в прошлое. Возвращаются в настоящее и снова откатываются назад, как вода у скалистого берега. То, обнажая, то пряча под шипящей пеной события прошлого.

Точно одинокий Робинзон, тронувшийся умом от нужды и неудач, я брожу по прибрежной кромке, ковыряю ногой песок, перелопачиваю его, просеиваю руками – в попытке понять, где случилась ошибка, надлом… Когда я успел стать антиподом царя Мидаса? Почему все, к чему я ни прикоснусь, в итоге превращается в дерьмо и почему я увяз в нем настолько, что успел обжиться, пригреться и вне его – чувствую себя неуютно?..

Ведь когда-то все было по-другому.

Совсем по-другому.

Взять хотя бы наше путешествие с Ли Мэй.

Короткая поездка на три дня, бегство из шанхайского стекла и бетона в провинциальный пригород.

Я помню каждую мелочь, каждую деталь. Порой мне кажется, что-то появилось позднее, рожденное моим воображением, но какая разница… Ведь я вижу все так, словно это было вчера…