Михаил Пак - Эолли или легкое путешествие по реке

— В отеле я спал при включенном кондиционере, и горло прихватило, — объяснил он мне свою охриплость. — Выпью горячего молока и пройдет. С детства мама приучила. Ну, как дела твои?

— Нормально, — ответил я.

— Стало быть, ты готов работать со мной?

— Да.

— Добро, — кивнул удовлетворенно Авдеев и достал из внутреннего кармана пиджака серый конверт, положил предо мной на стол. — Это аванс.

— Не рано ли?

— Лучше рано, чем поздно.

— Но я должен вам поставить и свое условие.

— Какое?

— Работа, которой мне предстоит заняться — непредсказуема, — сказал я. — Нет никакой гарантий, что конечный результат может оказаться положительным на все сто процентов. Вы это должны знать.

— Меня устраивает девяносто девять процентов, — с серьезностью, без тени улыбки на лице, проговорил Борис.

Подошел официант, принес на подносе чашку горячего молока для Авдеева. Тот сделал глоток, сказал:

— Прибери деньги-то.

Я взял конверт, сложил его вдвое и сунул в задний карман брюк.

— Бывал за границей? — спросил мой собеседник.

— В Чехии и Прибалтике, по разу, — ответил я.

— А хочешь поехать в Сингапур?

— Зачем?

— Посмотришь, как люди живут.

— Да мне и здесь неплохо.

— Чтобы понять в какой стране живешь, надо почаще выезжать за границу. Ладно, еще успеется. Поедешь. А что я о Сингапуре-то заговорил… Я туда пятый раз уже летал за три года. Симпозиумы разные, то да се. Знал бы китайский — пожил бы пару годиков. Там знаешь, какой порядок! Чистота всюду! Плюнул на улице или бросил окурок — штраф 300 долларов! А жевательную резинку вообще нельзя ввозить в страну! Во как! Ну, конечно, Сингапур не Россия…

Принесли жаркое. Мы принялись есть.

Авдеев не спросил меня, не поинтересовался, что за история приключилась с нами, почему мы с Эолли попали в милицейский участок.

Я вспомнил Нину Сергеевну, о ее беде с сыном. Представил, как Павел Дмитриевич расстроится, узнав о внуке. А старику уже немало лет. Но закон суров, он холоден к правонарушителям, не спрашивает, есть ли у них пожилые родственники. Переступил черту, будь добр — отвечай!

— Что, есть проблемы? — поинтересовался Адеев, разрезая ножом мясо. Он будто читал мои мысли.

— Да нет, — сказал я.

— Точно?

— Так… молодой парнишка, сын моих хороших знакомых, в Твери сидит в КПЗ. За кражу киоска. Крали, похоже, его дружки, а он на себя все взял. Из чувства мужской солидарности.

— Молодежь пошла нынче… Как зовут паренька?

— Костя. Костя Левин.

Вскоре мы покончили с едой и Авдеев, вытерев рот салфеткой, сказал:

— Кофе будем пить на моей даче. Заодно и с производством ознакомишься.

На улице я увидел троих крепких ребят, один из них открыл дверцу черного "Вольво", усадил Авдеева, сам сел рядом с водителем, а остальные — в джип. Я не знал, что у Авдеева охрана, в прошлый раз я ее не видел, а скорей всего, не обратил внимания.

По кольцевой дороге мы поехали на восток. Я на своей старенькой "Тойоте" старался не отставать от "Лендкрузера" и "Вольво", которые неслись вперед на бешенной скорости. Минут через двадцать кортеж наш завернул, если судить по указателю, в поселок Крошино. Ехали еще минут пять, заехали в ворота, которые раскрылись автоматически — и оказались во дворе большой дачи, огороженной высоким забором. Сразу слева рядом с забором стояло длинное вытянутое здание. У крыльца четверо рабочих в синих спецовках грузили в микроавтобус "Газель" какие-то коробки. В глубине сада с березками возвышался двухэтажный кирпичный особняк.

Авдеев поздоровался с рабочими и завел меня внутрь помещения. Там работал с легким жужжанием и стрекотом типографский станок, управляемый с помощью компьютера. У этого современного агрегата работал один человек. Он подвел Бориса к готовой продукции, принялся что-то объяснять. Шеф взял в руки увесистый фолиант, полистал его, передал мне. Тяжесть книги была внушительная. С мелованными страницами, изобилующими цветными и черно-белыми фотоснимками. Он повел меня дальше, показал другой аппарат, многофункциональный, режущий листы на страницы, фальцующий и составляющий, собственно, саму продукцию — книгу.

— Пошли! — сказал Авдеев и вывел меня, подвел к соседнему крыльцу.

Мы оказались в чистой комнате, где находились диван и стол. Сбоку был вход в подвал, мы спустились туда. Подвал был большой, ярко освещенный лампами дневного освещения. И совершенно пустой.

— Подвал и комната наверху в твоем распоряжений, — сказал Борис. — Составь список всего необходимого. Рабочие тут все установят.

Кофе мы пили в особняке перед камином.

Ребят-охранников не было видно нигде, вероятно, они сидели в деревянном флигеле в саду. Нас обслуживала худенькая девчушка, лет четырнадцати-пятнадцати, с тугой косой до самого пояса, и одетая, как в старину в деревнях — в расшитую цветными нитками кофту и длинный сарафан. Тонкие черты лица, бледная кожа, глубокие зеленые, грустные глаза. Как из сказки сошла.

— Вероника, моя племянница, — представил Авдеев нас. — А это Ладышев, Андрей Максимович, инженер, он будет здесь работать.

Я бровью не повел, когда Борис назвал меня по фамилии и отчеству. Чему же тут удивляться, если он знал обо мне все, — где учился, где работаю, где живут мои родители и сестра, и кто моя девушка. Но я никак не мог представить Авдеева подбирающим на сумрачной лестничной площадке ключи к моей квартире. Но факт оставался фактом — он там был.

Вероника поставила на столик две чашки дымящегося кофе, конфеты, печенье, рогалики с маком и ушла на второй этаж. Неспешно и тихо поднялась по лестнице, прижав руку к груди и склонив голову.

Борис подошел к старинному буфету, открыл нижнюю дверцу, там в глубине стоял неприметный сейф. Он открыл его и достал кожаную папку. В ней лежал лист бумаги, Авдеев подал его мне. Форматом А-4, бумага на ощупь была нежно-бархатистая и в то же время упругая. Бумага, без всякого сомнения, ценная, не простая. На ней был отпечатан текст на английском языке. Я не знал английского, и не мог прочесть написанное. Но Авдеева интересовало не мое знание английского.

Я посмотрел бумагу на свет — водяной знак в форме S на всю страницу проглядывался четко.

— Что скажешь? — Борис взглянул на меня выжидающе.

— Попробую, — сказал я.

— Надо как можно быстрей сделать такую бумагу, — сказал Авдеев.

Я вернул ему лист, и он вложил его в папку, отнес и запер в сейф.

Ну, что ж, подумал я, десятью минутами позже, несясь по кольцевой в сторону Москвы, сказал А, надо сказать и Б. Или вот еще: назвался груздем — полезай в кузов. Пословицы, они из жизни взяты.

В конверте, что дал мне Авдеев, было три тысячи долларов. Я решил не тратить их и спрятал в ящик стола