Михаил Пак - Эолли или легкое путешествие по реке

— У тебя неприятности?

— Да нет, просто немного устал, — поспешил ответить я.

Мы сидели друг против друга и поглощали реальный суп, приготовленный реальной молодой женщиной. Я вновь посмотрел на Эолли.

— Что? — спросила она. — Нравится суп?

— Очень.

— Ты сегодня плохо выглядишь. Тебе надо пораньше лечь спать.

— Пожалуй.

Покончив с едой, Эолли принялась мыть посуду. Ополоснула тарелки, ложки и вилки под струей теплой воды и сложила на решетку.

— А почему у тебя нет телевизора? — спросила она, обернувшись ко мне, и вытирая руки кухонным вафельным полотенцем.

— Так… — пожал я плечами. — Старый выбросил, а новый покупать неохота. Привык уже.

Эолли взяла меня за руку, как ребенка, повела в гостиную и указала на аппаратуру, занимавшую почти всю стену:

— А для чего тебе это? Я все гадала и ни к чему не пришла.

— Видишь ли, я раньше увлекался радиотехникой. А сейчас жалко выбрасывать. Ну, иногда музыку слушаю.

— Да?!

— Подключаю магнитофон, звук проходит через аппаратуру, очищается и выходит через динамик совершенно без посторонних звуков.

— Ну-ка, включи!

— Пожалуйста!

Я включил аппаратуру — на ней тотчас загорелись зеленые и красные лампочки. Я также нажал кнопки на магнитофоне и усилителе, вставил СД — диск с инструментальной музыкой Криса Сфириса. Зазвучала композиция под названием "Looking Back".

Эолли не заметила подвоха и утвердительно качнула головой.

— Действительно, звук чистый.

Она слушала музыку внимательно, возможно, впервые, как ребенок, и казалось — улавливала все нюансы импровизации, издаваемые музыкальными инструментами.

Эолли прослушала весь диск, все пятнадцать произведений. После чего спросила:

— А эти трубки для чего?

— Ни для чего, — ответил я. — Для украшения.

— Ты считаешь их красивыми?

— Особой красоты в них нет, согласен. Но я подумал, что эти трубки придадут всей композиции некоторую завершенность… Вот, в Париже, к примеру, стоит Центр Помпиду, галерея современного искусства, все здание опоясано стальными трубами разных диаметров. Вроде несуразно, но впечатляет.

— А я в Париже никогда не была.

— И я тоже. Только в Праге.

— Ты мне покажешь когда-нибудь Париж?

— Что не показать, покажу.

Эолли вновь оглядела весь сложный агрегат с "биологическим блоком", трубами, проводами, мигающими лампочками. Попросила:

— Пусть еще звучит музыка?

— Тебе понравился Сфирис?

— Его зовут так?

— Да. Греческий композитор. Он мне тоже нравится. Я однажды шел в подземном переходе и вдруг слышу музыку, такую необычную, светлую, она так тронула меня, что я не выдержал и подошел к киоску. Спрашиваю: "Чья это музыка?" А мне отвечают: "Криса Сфириса". Ну, я сразу купил диск. Потом я как-то прочел в журнале о композиторе, не помню дословно: "Вслед за многими великими музыкантами он утверждает, что композитор не является автором музыки в полном смысле этого слова. Он — лишь медиум, который посредством нот передает слушателю ту божественную музыку, которая звучит в его голове". В самую точку попал критик, лучше не скажешь.

Я включил диск снова. И полилась мелодия, заполнила дом, устремилась ввысь, к облакам…

— Давай, потанцуем, — предложил я, и взял Эолли за талию, повел плавно за собой по комнате. Она тесно прижалась ко мне, будто ища защиты. Я инстинктивно устремился к ней навстречу, обнял крепко. Мысль меня пронзила: как же сделать мне так, чтобы Эолли чувствовала себя уютно в этом мире?..

"У Твери две провинции: Москва и Санкт-Петербург." — так шутил один мой знакомый тверьчанин. Но я не знал, где он живет. Да и давно это было. Во времена, когда я занимался подледным ловом на озере. Тверьчанин тот приезжал к родственникам в Москву и целую неделю мы с ним рыбачили рядышком.

В центре Твери я купил в газетном киоске телефонную книгу. Но там были указаны лишь номера телефонов организаций и фирм. Тогда я позвонил из телефонной будки в справочную. Ответил молодой женский голос.

— Добрый день! — сказал я. — Не могли бы вы сказать номер телефона или адрес Левина Павла Дмитриевича? Ему предположительно 83–84 года.

— У нас справка платная, — ответила молодая женщина на другом конце провода.

— Как же быть? Я не в Твери живу, я только что из Москвы приехал.

— Не знаю.

— Тогда назовите ваш адрес, я приеду к вам и заплачу, а вы потом дадите нужную мне справку. Идет?

— Вообще-то мы так не делаем… Как вы сказали — фамилия?

— Левин, Павел Дмитриевич.

Возникла пауза, был слышен слабый стрекот клавиш компьютера.

— Нет данных на такого человека, — последовал ответ.

— Девушка, милая!.. А Левин Валерий Павлович?

Опять послышался стук клавиш.

— Записывайте, — сказала девушка. — Фабричная улица, дом 123. Телефон там недавно поменялся, поэтому номер нам пока неизвестен.

— Спасибо огромное! Вы меня здорово выручили! — сказал я и повесил трубку.

Почти на окраине города я разыскал нужную улицу. Здесь стояли частные дома. 123-й дом был кирпичный, одноэтажный. Через низкий деревянный забор проглядывал двор с фруктовыми деревьями. Дом, должно быть, уже сменил хозяина, прежний — Валерий Левин, если верить рассказу Эолли, погиб прошлой осенью в автокатастрофе вместе с женой. Их дочь Эолли уцелела. Конечно, не та Эолли, что жила в моей квартире, а настоящая, чья жизненная биография каким-то образом передалась моей Эолли.

Я нажал на кнопочку звонка на столбе у калитки. Приглушенная трель раздалась в глубине дома. Вскоре вышла хрупкая женщина в очках, лет сорока пяти, с накинутым на плечи шерстяным платком. Она как-то настороженно посмотрела на меня, потом на мою машину, а затем вновь на меня.

— Что вам угодно? — спросила она, лишь кивнув на мое "Здравствуйте."

— Здесь живет Левин, Валерий Павлович? — рискнул спросить я, называя прежнего хозяина.

— Здесь.

— А он дома?

— Нет. Муж вернется не скоро. А что вы хотели?

— Гм… А отца вашего мужа зовут Павел Дмитриевич?

— Да, верно.

— Простите, а где сейчас Павел Дмитриевич, он в добром здравии?

— Да, — непонимающе смотрела на меня женщина. — Он живет на даче.

— Я, собственно говоря, к нему.

— А зачем вам Павел Дмитриевич?

— Видите ли, я интересуюсь историей… У меня знакомый человек когда-то учился с вашим свекром в Америке. В школе Восточной медицины.

Женщина внимательно смотрела мне в лицо. Настороженность в ее глазах сменилась удивлением.

— Как зовут вашего знакомого? — спросила она после некоторого молчания.

— Это пожилая женщина, — сказал я. — Зовут ее Ене Черсуевна Син.

— Господи! — хозяйка дома прижала руки к груди. — Павел Дмитриевич рассказывал про нее. Так, значит, она жива?!