Михаил Пак - Эолли или легкое путешествие по реке

— Ты расскажешь, как ты росла, как ходила в школу, что делала потом?

— Я ведь тебе уже рассказывала там, в поезде "Москва — Владивсток". Забыл?..

— Забыл.

— А как ты узнал, что я родилась 2 февраля?

— Я милиционеру наугад сказал. И попал, оказывается, в точку. Слушай, когда мы с тобой встретились, у тебя при себе был паспорт?.. Что я спрашиваю? Без документа тебе бы не выдали билета на поезд. Так? И куда же он девался потом?

— Не помню… А нельзя жить без него?

— Что ты?! Ты же сама сегодня видела! Без документа шагу нельзя ступить! Времена такие наступили, понимаешь?

— Тогда я буду сидеть дома.

— Ну, сидеть дома безвылазно, тоже не годится… Придумаем что-нибудь.

Мы поговорили еще немного о том, о сем. И Эолли отправилась принимать душ. А я позвонил Быку, верней, Авдееву. Фамилию его я запомнил. Поблагодарил:

— Спасибо, что выручили!

— Пустяки, — сказал Авдеев.

— Надо встретиться, — сказал я.

— О`кей! Прилечу послезавтра и увидимся!

— А вы сейчас не в Москве, разве?

— В Сингапуре я.

— Где, где?!

— В Сингапуре, в отеле "Хилтон". Уже неделю живу. Сижу с бумагами, завтра с утра выступать, верней, сегодня. У вас одиннадцать ночи, а здесь — пять утра.

— Гм… В Сингапуре, значит…

— Круглые сутки бодрствую. Акклиматизация, елки зеленые! Разница во времени. Днем, конечно, удается прикорнуть пару часов. Ну, ладно, до встречи!

Значит, Авдеев находился в Сингапуре.

Что было бы, если бы он не дозвонился, когда мы с Эолли сидели в милицейском участке?! А если бы связь прервалась?!. Как пить дать, провел бы я ночь в "обезьяннике" вместе с бомжами, алкашами и загадочными людьми, подобранными на вокзалах. Переночевать на холодном полу — еще полбеды, а вот настоящей бедой было бы, если бы подвергли проверке Эолли! Как бы она это перенесла?!.

Но, слава Богу, все обошлось.

Я составил план действий на завтра и послезавтра. За эти два дня я должен съездить в Малаховку к докторше Ене Черсуевне, а затем побывать в Твери.

Я подождал, пока Эолли выйдет из ванной, и тоже принял душ.

Провалился я в сон тотчас, как только улегся на диване. Усталость дня навалилась на меня тяжестью гирь и потащила в омут сна. Мне приснилось, будто загораю я на берегу моря. Вокруг ни души. Рядом со мной на песке лежали женские босоножки, полотенце и часы. Я поднял часы и увидел вместо циферблата зеркальце, а в нем — фигурку девушки. Она стояла далеко на песчаной косе, у кромки моря и слушала крики чаек. Потом она пошла в мою сторону, приблизилась, села неподалеку. Мы молчали. Ветерок трепал каштановые ее волосы.

И тут я проснулся. И увидел в слабом свете уличных фонарей сидящую подле меня Эолли. Она была в махровом халате и смотрела в сторону окна.

— Что, Эолли, не спится? — спросил я.

— Мне там неуютно, — тихо проговорила девушка. — Я твоя жена, я хотела к тебе, но я не знала, что ты подумаешь…

— Идем, — сказал я почти машинально и отодвинулся, давая ей место.

Девушка легла, прижалась ко мне. Тело ее было горячее, а волосы местами еще не достаточно просохли. Она обвила мою шею рукой. От этого у меня закружилась голова, не так, чтобы все завертелось вихрем, но ощутил непонятное опьянение и легкий полет в невесомость. В синий космос. Тысячи звезд летели нам навстречу, поравнявшись, обдавали нас голубовато-желтым сиянием и летели дальше.

Днем, к одиннадцати часам, я был у докторши в Малаховке.

Ене Черсуевна надавно отпустила пациента, в доме витал терпкий запах паленой травы полыни. Мы сидели с ней на кухне, и пили чай из электрического самовара. Внучка Люся уехала по делам в Москву.

— У меня из головы не выходит история вашей жизни, — сказал я, выждав момент, чтобы начать разговор на мучившую меня тему.

— А-а, — протянула старушка. — Моя внучка успела тебе рассказать?

— Да. Хотелось бы знать подробней. Про ту медицинскую школу, про жизнь в Америке… Как вы с группой выпускников оказались в Советском Союзе, как сидели в лагере…

— Зачем тебе это?

— Мне интересно. Может, когда-нибудь я захочу книгу написать.

— Книгу, говоришь? Пожалуй, в моей жизни есть история. Да в жизни любого другого человека есть история. — Светлое лицо старушки сгладилось, морщины все словно исчезли, а глаза, карие, покрытые пеленой дымки, заблестели живым блеском. Она улыбнулась и предалась воспоминаниям.

— Мой отец Син Черсу был доктором Восточной медицины. Он прибыл в Америку из Кореи в тридцатилетнем возрасте. Встретил там молодую девушку, работницу швейной фабрики, мою маму. У них родилось пятеро детей. Я была самой младшенькой и единственной девочкой. Отец принимал больных дома, и я часто наблюдала, как он их лечит. Из всех детей только я пошла по его стопам.

Вскоре отец осуществил свою давнюю мечту — привлек меценатов и построил частную медицинскую школу. Набрал двадцать учеников. До обеда он читал лекции, а после обеда вел практические занятия — лечил пациентов, а ученики наблюдали. Кроме этого в школе преподавали анатомию человека, историю, географию, психологию и философию. Надо отметить, что я была единственной девочкой в группе среди девятнадцати мальчишек. Не знаю, почему, но отец не брал в школу девчонок. Для меня он сделал исключение, потому что у сыновей своих он не обнаружил склонностей к медицине, а ему очень хотелось кому-то из детей передать свои знания.

На следующий год мы перешли на второй уровень, а на первый уровень отец принял еще пятнадцать ребят новеньких.

Таким образом, проучившись четыре года, мы окончили школу. Попечительский совет во главе с моим отцом отобрал из числа выпускников десятерых самых лучших и отправил их в путешествие по Европе. Я тоже оказалась среди них. Нас посылали не только мир посмотреть, но главным образом для того, чтобы в Старом Свете мы почерпнули все полезное в области медицины. А при случае — применили на практике нашу методику лечения.

В Нью-Йоркском порту мы сели на корабль, отправлявшийся в Англию, такие счастливые, молодые. Но кто мог знать, что возвратиться назад нам уже было не суждено? — Ене Черсуевна достала из пачки "Мальборо" сигарету, закурила.

— А вы помните всех из вашей группы? — спросил я.

— Как же… — ответила старушка, — они стоят всегда перед моими глазами… Дик Томсон, Тони Макдональд, Роберт Блюм, Джон Фостер, Стив Лекревски, Митио Асада, Павел Левин, Джимми Ан, Ричард Ли.

Когда докторша произнесла имя Павла Левина, сердце у меня в груди забилось учащенно.

— Вы сказали — Павел Левин, он был русский! — спросил я взволнованно.

— Да, из семьи русских эмигрантов, — ответила Ене Черсуевна. — И самый молодой в нашей группе. Ему было всего восемнадцать.

— Что вам известно о нем? Какова его дальнейшая судьба?