Инна Мальханова - Служение

Макемба понял, что тонет. Он судорожно бил под водой руками и ногами, но никак не мог всплыть на поверхность. Запас воздуха в лёгких кончался, а он по-прежнему лежал под водой и теперь уже почти не мог шевелиться. И вдруг он ощутил, что силы вернулись к нему. Макемба снова забил руками и ногами, и вот, о чудо, он всплыл на поверхность, глотнул спасительный воздух и вцепился руками в борт парома, усеянный трупами, залитый кровью, который теперь, тихо покачиваясь, медленно плыл по течению, к счастью, в сторону противоположного берега. Появления Макембы никто из племени Бхуту не заметил. Они были заняты тем, что собирали и складывали в корзины награбленное добро, снимали с трупов и даже с ещё шевелящихся обрубков тел залитую кровью одежду.

Димка отчётливо видел, что в самый последний, предсмертный момент, около Макембы в виде Энергиона появился Шаварш и начал подавать ему спасительную Энергию. Разумеется, здесь нельзя было действовать так, как это, например, делают Целители в больнице с безнадёжно больными детьми. Требовалась разовая подача очень большого количества Энергии, что Шаварш мастерски и сделал. Молодой, энергичный, отлично тренированный, он приносил с собой такие колоссальные запасы Энергии, что их нередко хватало не на одного, а даже на нескольких людей одновременно.

Димка был просто в восторге. Вот именно так и представлял он себе деятельность Спасателя. А Шаварш, теперь уже спокойный за судьбу Макембы, тем временем осматривал поле бойни. Он заприметил на пароме ещё одно живое существо - мальчика лет десяти, который, хотя и не смертельно раненый, теперь истекал кровью, потому что некому было оказать ему хотя бы самую элементарную помощь. Шаварш завис над ребёнком и дал мощную энергетическую подпитку клеткам слабеющего тела. Под её воздействием состав крови мгновенно изменился: именно внутри раны десятикратно увеличилось количество тромбоцитов и кровотечение внезапно прекратилось, как будто на руку наложили невидимый жгут. Макемба, как только паром отнесло на приличное расстояние, заполз на борт, осмотрел трупы и с радостью нашёл всё-таки одного живого, хотя и раненого человека - истекающего кровью десятилетнего мальчика. Макемба разорвал свою небедренную повязку - единственное, что осталось у него из одежды - и, как мог, перебинтовал ребёнку руку.

На предплечье у ребёнка была вытатуирована эмблема - такой же, как и у самого Макембы питон - тотем и покровитель племени. Мальчика который ни разу так и не издал ни одного стона, звали Тонго. Это был единственный сын Макембы...

В конце двадцатого века в Руанде, в ходе междоусобной войны племя Бхуту всего лишь за три месяца уничтожило восемьсот тысяч Тутси. Оба племени (точно так же, как, например, грузины с аджарцами) были близкими родственниками друг другу, имели одинаковые обычаи и даже говорили на одном и том же языке. На самом же деле, как и многие тысячелетия назад, борьба велась за скудные сельскохозяйственные земли, за скот, жалкие источники воды, а, если говорить обобщённо, то за власть и за жизнь на этой жалкой земле. Просто в этой войне Тутси не повезло - им, несмотря на все усилия, так и не удалось победить и уничтожить племя Бхуту...

Димка был восхищён. Ему захотелось немедленно увидеться с Шаваршем. Можно было, конечно, наладить с ним дальнюю связь через Эгрегор и переговорить обо всём, что хотел ему сказать Димка. Однако это потребовало бы расхода Энергии Спасателя, а ведь Шаварш, повидимому истратил далеко не весь свой запас и собирался, не возвращаясь к Эгрегору, тут же отправиться по делам куда-то ещё, туда, где на Земле сейчас гибли люди. Поэтому Дениз и Димка всё-таки решили дождаться его возвращения в Большой Купол и уж тогда вместе решить все Димкины вопросы. А пока можно было продолжать следить за Шаваршем.

Теперь он отправился в Южный Китай. Крохотная угольная шахта Фушань была построена ещё в девятнадцатом веке. Поэтому узкие извилистые штреки не приспособлены ни для какой современной техники: угольный комбайн просто не поместился бы в них. Тут могли работать только люди, откалывая куски угля вручную с помощью допотопного кайла. Они ползком добирались до своего рабочего места, и, лёжа в этих твёрдых и холодных кротовых норах, часами в темноте долбили пласт, дыша угольной пылью, которая в конце-концов заставит их в сорок, в лучшем случае в пятьдесят лет, умереть мучительной смертью от силикоза.

Жалкий посёлок вокруг шахты, жил исключительно за её счёт. Другой работы для жителей здесь почти что и не было: магазинчик, начальная школа, поселковая администрация, детский сад, почта, баня, железнодорожная станция, медпункт, клуб - вот и вся так называемая инфраструктура. Всё это давало работу от силы ещё одной сотне человек (главным образом женщин) и существовало только до тех пор, пока существовала сама шахта.

Уголь с шахты шёл на ближайшую тепловую электростанцию. Шахта была аварийной, и, по-настоящему, её давно пора было бы закрыть, но тогда на улице оказывалось несколько сот, почти тысяча человек, а этого местная администрация никак не могла допустить. К тому же, добыча всё еще была конкурентоспособной благодаря нищенской зарплате шахтёров и очень близкому расположению электростанции, что не требовало больших затрат на перевозку угля.

Сегодня все жители посёлка, услышав вой сирены, кинулись к шахте: они знали - это означает, что под землёй произошла очередная авария, скорее всего, обычный взрыв метана. Такое здесь случалось чуть ли не каждый год и тогда посёлок хоронил один-два десятка своих очередных погибших. А на их место уже рвались новые желающие - молодые ребята, мечтающие найти хоть какую-то работу, ведь безработица в посёлке Фушань не кончалась никогда...

Сорокалетний шахтёр Цзян, отец двоих детей, лежал под землёй на глубине восьмидесяти метров, придавленный глыбой угля, рухнувшей на него в момент взрыва. Глыба упала сравнительно удачно - она всего лишь раздробила ему ноги, но голова и грудь остались целы, поэтому он ещё кое-как мог дышать той отравой, которая раньше была воздухом: спертым, пропитанным угольной пылью, душным и отвратительным, но всё-таки воздухом. Если в ближайшие часы никто не придёт на помощь, то он здесь, конечно, попросту задохнётся.

Цзян испытывал удушье и дикую боль в ногах, но даже не стонал. Он с ужасом думал о том, что же теперь будет с его семьёй, если на этот раз он всё-таки погибнет. Цзян попадал в такую переделку уже не первый раз, но до сих пор ему везло - каждый раз его спасали. Наверное, он родился в рубашке, как говорили ему другие шахтёры! Он старался соблюдать законы и поэтому женился, как было предписано китайской компартией, после двадцати шести лет. Однако кое в чём он всё-таки закон нарушил - у него был не один ребёнок, как положено, а целых двое. Поэтому за второго, штрафного, приходилось платить - и в школе за учёбу, и в случае обязательных прививок, по болезни или для получения необходимых медицинских справок. Жена не могла найти работы нигде, поэтому семья жила только на его жалкую зарплату. Наверное, было бы лучше, если бы он никогда не женился и нёс ответственность только за себя одного. Погиб - и дело с концом. Нет человека - нет проблемы, как говорил один известный советский вождь. И никто не страдает. Если бы знать заранее, если бы он не был таким дураком в молодости, не женился, не заводил детей, то и умирать сейчас было бы не так страшно!