Александр Корчак - Не лучший день хирурга Панкратова

– Может, зайдешь ко мне? – пригласил его Марк. – Давно не виделись.

– Если давно, то в нашем случае хорошо. Это значит, что давно не умирали у меня больные с непонятным диагнозом, да и, кстати, с понятным, тоже. Слава тебе господи, – поблагодарил он Всевышнего. – Насчет того, что хорошо, что тебя давно не видел, я, конечно, Марк, шучу. А то обидишься и не нальешь больше коньяку. Лучше ты ко мне заходи через неделю, ровно в пять.

– Чего?

– Здравствуй, приехали. Я тебе две недели назад говорил об этом, апробация у меня, забыл уже. Aprobatio, напоминаю, с латыни обозначает: утверждать, признавать, то есть, в конце концов, одобрять мою работу. Приходи обязательно, одобришь. Выступать не принуждаю, хотя с удовольствием бы послушал эрудированного человека, каковым, свидетельствую, ты являешься. По крайней мере, одна глава моей диссертации написана под твоим чутким руководством. За это я тебя официально поблагодарю на официальной защите. Если по каким-то причинам не сможешь прийти к пяти, милости просим, будем апробировать чуть позже напитки в кафе «Синичка». Если и туда не придешь, тогда обижусь. Так что до встречи на любой выбранной тобой территории. Я поскакал.

Марк открыл дверь в свою покойницкую, как ее называл Андрей, и исчез среди своих молчаливых клиентов. Официально же это учреждение называлось: патологоанатомическое отделение и кафедра патологоанатомии медицинского института. Ну, а Андрей поплелся, а вовсе и не поскакал, как он изволил выразиться, навстречу своим нерешенным проблемам.

Как всегда, у входа в отделение Панкратова поджидала толпа из сотрудников, больных и их родственников. Все накинулись разом. Кто-то из сотрудников просил посмотреть маму, кто-то пытался быстро на ходу решить рабочие проблемы, один жаловался, другой благодарил. Многие интересовались предстоящей защитой. И он без разбора звал всех в «Синичку», где уже был заказан банкет.

Улыбки, рукопожатия. Тут Панкратов знал всех, да и его знали. Не работа – дом родной. Заодно – и соковыжималка. «Ведь уже более двадцати лет я здесь...» – думал Панкратов, подписывая сестре-хозяйке ведомость по дежурствам.

Он научился решать вопросы, не углубляясь в суть дела, продолжая думать о своем. Но лишь только возникало в неразберихе дел нечто серьезное, моментально настораживался. Андрей чувствовал себя китом, процеживающим тонны воды ради питательного планктона. Часть больных он сразу же отправил в приемное отделение, объяснив:

– Сейчас там принимает хирург из нашего отделения. Он вас посмотрит. Если потребуется мое личное участие, он меня вызовет, и через несколько минут я буду у вас, – успокаивал больных Панкратов.

Еще кто-то пытался выяснить у него на ходу какие-то вопросы, но Андрей уже развернулся и быстро пошел по коридору. Иначе, а он это хорошо знал, до намеченного пункта ему не добраться и за час. Не раз это было проверено и подтверждено за более чем двадцатилетнюю карьеру хирурга.

По пути следования Панкратов со всеми докторами и сестрами здоровался: с кем-то за руку, кого-то приветствовал словом, движением руки. Здесь тоже старался не тормозить, а быстро, на ходу решать вопросы, если таковые возникали. В госпитале он всех знал, и все знали его.

– Ну как, Андрюша, через неделю у тебя боевое крещение? – прервал его мысли встретившийся доктор.

– Да, – вильнув от него вправо, ответил Андрей, – надеюсь, посетишь?

– Обязательно, но только вторую, неофициальную ее часть, – засмеялся тот.

– Тогда фиксируй, – уже где-то за поворотом был слышен его голос, – кафе «Синичка» с восьми и до упора. – Андрей еще слышал, как тот что-то шутил по этому поводу, но он со своими мыслями был уже далеко.

– Андрей Викторович, простите, задержу вас на одну секунду, вижу, что вы спешите, – тормознула его за рукав терапевт.

– Это точно, если через пять минут не буду на месте, все, мне конец. Так что говорите быстро и – главное – внятно. -Врач стала что-то путано говорить о болезни, а потом махнула рукой. – В общем, можете посмотреть маму?

– Зачем спрашивать, родители – это святое. В любое удобное для твоей мамы время, но лучше приходите в среду ко мне на прием. Все поняли, Светлана Аркадьевна. Я вас жду с вашей мамой.

– Спасибо, – это он услышал где-то далеко сзади, когда поднимался по лестнице на второй этаж.

– Андрей Викторович, вас просили срочно зайти в реанимацию, – сообщил ему доктор на переходе между лестничными пролетами. Он тут же встал как вкопанный:

– Что там случилось?

– Я не в курсе, меня просили только это вам передать.

– Считай, что передал, – недовольно проворчал доктор Панкратов. – Привет.

Если дело было пустяковое, Панкратов обычно отвечал, не углубляясь в суть и продолжая думать о своем. Это ему помогало при бесчисленных контактах с людьми. Но если чувствовал серьезность дела, как в последнем случае, он моментально включался в разговор.

В эти минуты, пропуская через себя потоки информации, Панкратов думал о человеке, чье сердце он сегодня держал в руке и чья жизнь все еще висела на волоске. Ноги сами вынесли его к отделению реанимации.

В дверях его уже поджидала заведующая отделением Вика Николаевна – подтянутая, ухоженная с ног до головы, манерная, словно стояла по долгу профессии не на границе жизни и смерти пациентов, а руководила работой процветающего косметического салона.

– Привет, Андрюша. Ты не беспокойся, у нас все как будто бы более-менее терпимо, хотя... Впрочем, пойдем вместе посмотрим.

Они прямиком направились в реанимационный зал, где лежали наиболее тяжелые больные.

– Вот творенье твоих рук, – подвела Панкратова к больному Вика Николаевна. Глаз Панкратова разом ухватил все -трубки искусственной вентиляции легких, меловую бледность кожи, синюшность запекшихся губ.

– Вначале все было ничего... – начала Вика, сунув холеные руки в карманы нестандартного голубого халатика.

Андрей не сдержался.

– Любишь ты тянуть, Вика! Как только начнешь утешать, я уже дергаюсь. И что же потом?

– Нет, нет, все как будто бы ничего, – стала оправдываться она, – ты неправильно меня понял. Пока все терпимо, вполне терпимо. Сам видишь, больной на аппарате...

– Спасибо, не ослеп еще, – начал заводиться он. – Мать, дело говори.

– Так вот, дыхание с аппаратом синхронизовано. Так что с этой стороны все как будто ничего...

– А с какой плохо? Не тяни резину, Вика. Ты же знаешь, как я этого не люблю.

Разговаривая с докторшей, Панкратов щупал живот больного. Надавив на дренажи, заметил, что отделяемое интенсивно окрашено кровью. Насупясь, еще раз подавил на живот.

– Вот-вот, – заметила его беспокойство Вика. – Это меня и волнует. Цвет мне не нравится. Откуда кровь? – закончила она, как всегда, за упокой.