Астра - Избегнув чар Сократа

«Это же природа, природа…» — Окаста ощутил себя вернувшимся.

После обеда Корниенко собрал собрание. За столом, на пеньках, на траве под кроной лиственницы, откуда то и дело падали мелкие желтые гусеницы, разместилась вся геопартия. Время было ленивое, послеобеденное, кто-то лежал, кто-то чинил одежду, кто-то возился с ремешками упряжи. Лишь Алевтина отчужденно посматривала на всех с краешка скамьи.

Первым говорил Вехов: о хороших результатах половины сезона, о деньгах, которые уже в сейфе, о вертолете, который заказали для недоступных участков высокогорья, — после чего полулег на траву, опершись локтями за спиной, разбросав ноги в тапочках, в полнейшем спокойствии.

У Корниенко были свои темы: сжатые сроки, надвигающиеся дожди, перекочевка на новое место для приема вертолета, нехватка людей.

— Еще бы один отряд, и мы спасены. Кто-то должен был подъехать, и нет его, нет и нет. Спасибо, Астра Романцева быстро освоилась и включилась в работу.

— Благодарю на добром слове, — рассмеялась она от неожиданности.

Обсудили приграничные исследования, добродушно поговорили о том, о сем и поднялись было расходиться, как вдруг слово взяла Алевтина. И запальчиво, путано, не выбирая слов, понесла горячку и вздор, причина которых была ясна каждому. Все томились, всем было неловко. Астра тихонько поднялась и ушла. «Умница, — закинув голову, проводил глазами Окаста, — не нужно тебе нашего…» Усмехнувшись на обвинение в самоуправстве и нарушении финансовой дисциплины, он ждал окончания, как вдруг прозвучали слова «об интимных встречах на маршруте».

Все замерли.

— А разве нет? — возразила она, с ужасом ощущая, что занеслась «не туда». — Разве не так? Уходят как будто в разные стороны, в разное время, а там встречаются, где поукромней.

— Молчать!! — Окаста страшный, косолапый, тучей надвигался на нее. Она встретила его темным немигающим взглядом, наткнувшись на который он отвернул в сторону и пошел прочь, загребая руками и бесчувственными неуклюжими ногами, медленно и странно, будто против течения; его и впрямь несло в потоке, сносило как в половодье, мимо кустов остережения, мимо последних запретов к чему-то немыслимому, грандиозному, безобразному.

— Серега! — заорал он в последний момент.

Шофера не было, за рулем, поглаживая кота, сидела Астра.

— Заводи!

Не мешкая, она ковырнула булавкой и мотор завелся. Кот мячиком соскочил на землю. К ним прыгнул Мишка-радист, хлопнула дверца и машина понеслась. Миновали лесок, ручей, выскочили в степную долину Хемчика.

— Скорее, скорее!

Ветер скорости рвался в кабине, шарахались по обе стороны придорожные кусты.

— Скорее, скорее…

Повороты словно выпрыгивали навстречу, и столбом вилась позади белая степная пыль.

Наконец, отпустило. Окаста откинулся на спинку кресла, перевел дух. Астра сбросила скорость. Машина побежала вдоль вспаханной, ничем не засеянной полосы, обилующей камнями и неразбитыми земляными комьями. Вечерело. Ближняя череда холмов стала синей, дальняя — светло-лиловой, за ними теснились воздушно-голубые цепи гор.

Астра скосила глаза.

— Чуть не взорвался, Окаста Савельич.

— Не говори… — он помотал головой.

— Возвращаемся?

— В поселок заскочим, раз такое дело. Верно, Миха?

Мишка просунул голову над их плечами, сверкнул улыбкой.

— Если женщина не возражает…

Окаста тронул висящее впереди зеркало, поймал лицо Астры и устроился со всеми удобствами. Посмеиваясь, они поехали «шагом». В сельском магазине взяли водки, хлеба, колбасы, посмотрели афишку клуба и отправились восвояси, вкруговую по хорошей дороге. Вновь потянулись косо освещенные бугры, редкой гребенкой пересекавшие долину, только горы на горизонте были другими. В воздухе вились прозрачные сумерки, солнце садилось, в его гаснущих лучах асфальт казался розовым, как гранодиорит. Мирная тишина и прохлада стояли сразу за пофыркиванием мотора. По случаю выходного дня встречных машин почти не было.

Окаста молчал. Равномерно и длинно, от гряды к гряде бежала дорога, за долгим подъемом открывался плавный спуск, за ним снова подъем, вверх-вниз, вверх-вниз, и эта размеренность среди теплого широкого вечера, и присутствие этой женщины за рулем, и прозрачность своей всегда напряженной, измученной души были столь ощутимы, столь осязаемы, что его охватило давно не испытываемое блаженство.

«Неужели это ее обычное состояние? — он подправил зеркало и лицо ее улыбнулось ему. — Тогда о чем речь? Вот оно, истинное знание, дарованное детям и женщинам, все остальное — суета и нечисть, грех умствования, муки и корчи конечного разума. О, дивный, дивный, невыразимо дивный мир! Господи, как живу, как живу!»

Машина плавно летела вниз. Достигла плоского мостика с белыми столбиками и вновь устремилась к длинному подъему. Астра чуть заметно повела плечами. Окаста погладил ее по руке.

— Устала?

— С непривычки.

— Прости меня, дурака. Заменить?

— Нет, доеду. Мне в охотку.

«Милая, — вздохнул он, — вот бы на ком жениться. И жить, и жить, пока не оскудеет чаша. Да, истинно так. Принимать со смирением все дары, благословлять вопреки стонам и воплям рассудка… смешно полагать, что жизнь подчинится его указкам. Вот, наконец-то! О высоких мыслях и чистом сердце должно просить у жизни, о высоких…»

Машину тряхнуло. Колея завихлялась по кучам песка и гравия. Невнимательная к дорожным знакам, Астра проглядела указатель объезда и теперь выкручивала руль между ремонтными механизмами и горками насыпанного грунта. Ухватившись за поручень, Окаста мельком взглянул в зеркало и… нет, такой Астры он еще не видел, это не она, не она, нет, нет!

— У тебя может быть такое лицо? — пробормотал потерянно.

Она попыталась улыбнуться, но лишь наскочила колесом на груду щебня.

«Маска! — ужаснулся он внутри себя. — Маска! О, шут…»

На поляну смотрела луна. Один бочок ее был слегка ущербен и размыт, как обтаявшая льдинка, но свет лился яркий, на траве лежали четкие тени. Запыленная машина дышала теплом и бензином. Здесь, среди кустов, неподалеку от лагеря, до которого оставалось не более двухсот метров, имелся привал, известный немногим посвященным, оборудованный скамьями, столом и навесом.

Они уже отдохнули с дороги, выпили по одной, закусили, но не оживились, не разговорились, как хотелось, а напротив, приумолкли, задумались, каждый сам по себе.

Окаста налил по второму заходу. Вновь задробились, заиграли в граненом стекле голубые лунные змейки.

— Пей, — подвинул Астре.

— О, нет, мне довольно.

— Дело хозяйское. Нам больше достанется. Теперь уходи.

— Что?!

— Будет лучше, если ты уйдешь.

— Что-то случилось?

— Случилось.