Филипп Джиан - Трения

*

Когда, приходя в магазин, я видел мать, можно было не спрашивать, нашел ли Венсан работу: ответ был написан на ее лице. Я старался не слишком напирать, но все же показывал всем своим видом, что этот вопрос мне не безразличен. Довольно тонкое искусство.

Мать заняла оборонительную позицию. Я смотрел ей прямо в глаза, но она не моргнув выдерживала мой взгляд.

— Ты что, шутки шутишь? — взорвался я однажды утром. — Как ты можешь вести себя так со мной? Со мной! Не думал, что ты на такое способна!

— Что случилось? О чем ты?

— Мы что с тобой, по разные стороны баррикад? Тебе нравится возводить между нами стену? Во что ты играешь?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Меня охватила злость, смешанная с болью, мучительной и парализующей. Краешком глаза я видел Коринну и Сандру, которые наблюдали за нами из глубины магазина, стараясь не упустить ни слова. Должно быть, они видели, как между матерью и мной вырастала стена.

— Если ты сама не понимаешь, то я не стану тебе объяснять, — продолжил я, переводя дух. — Только мне не все равно. Мне бы даже в голову такое не пришло.

Я отправил хозяек прошвырнуться, выпить кофейку, выгулять собаку, а сам занялся делами, оставив мать в размышлениях.

Шаг был сделан. Добавить к сказанному мне было нечего. Я понимал людей, которые пишут печальные книжки. На дюжину публикуемых нами названий (тот факт, что мы издавали только женщин, ничего не менял) одиннадцать — это истории предательств, разрывов, неудач и смертельных исходов. Обстоятельства мешали мне угадать конец всей этой истории.

Зато я понимал, куда нас толкает жизнь. Мать молчала целый час. Я воспользовался тишиной, чтобы подписать несколько чеков, потом сделал вид, будто внимательно изучаю договор, который мы заключили с одной авторшей. Она предлагала содомизировать мужчин, чтобы заложить основы новых отношений между полами. Я надеялся продать некоторое количество экземпляров этого творения.

Наконец мать открыла рот — чтобы объявить, что идет обедать.

К счастью, вечером ко мне обещала заглянуть Одиль.

У нее тоже были проблемы. Борис, ее муженек, заложил клинику и выгреб все их сбережения, чтобы купить самолет. Мы обнялись, не произнося ни слова. С неистовой страстью. Чтобы ни о чем не думать.

Потом она посмотрела на свое разорванное белье и глубоко вздохнула.

В два часа ночи она решила вызвать такси, но я предложил отвезти ее.

Одиль рылась в своей сумочке, забыв про меня. Тротуары были почти пустынны, за окном в темноте мелькали улицы.

— Если бы он купил хоть яхту, — вздыхала она. — Ты себе представляешь меня за штурвалом самолета? Можешь вообразить, чтобы я по выходным летала? Нет, он совсем спятил. А твои деньги? Он тебе вернул?

Я сделал неопределенный жест.

— Так я и знала, — нахмурилась Одиль.

С минуту она молчала, глядя в окно.

— Вот уже десять лет, как я собираюсь от него уйти — и что же? Эх, сама виновата: что заслужила, то и получила. Ты ведь тоже так думаешь?

— Нет, Одиль. С чего мне бросать в других камни? Уж во всяком случае, не теперь. Я в себе‑то разобраться не могу. С какой стати я буду осуждать тебя, мою старинную подружку?

— Знаешь, у меня такое чувство, будто я обеими ногами увязла в ведре со смолой.

Она была права.

Несмотря на прекрасное летнее небо, усеянное звездами, прозрачное, как ключевая вода, звонкое, как хрусталь.

Под этим небом находилась квартира моей матери. Я припарковался напротив, сидел и курил сигарету за сигаретой, а потом щелчком отправлял окурки в сторону ее окна. В окне горел свет и двигались тени.

До этого я никогда не интересовался, чем занята моя мать. Когда‑то я раз и навсегда решил не вникать в детали. Я знал, что мать трахается с кем ни попадя, но это были для меня лишь слова. Ни один образ не смущал моего воображения, даже белизна кожи в темноте.

И вдруг все стало иначе. Было ощущение, что тот вечер темнее, чем все остальные. Он был населен видениями. Словно я зашел на любительский порносайт. Мне виделось, как мать хрипло дышит на ковре, а Венсан ритмично двигается у нее за спиной. Только пот со лба вытирал я. Ночь была жаркая, безвоздушная. Мать заперлась от меня на все засовы, и мне надо было собраться с силами, что бы это выдержать.

*

В течение трех недель я молча за ней наблюдал. Венсана я за это время не видел ни разу.

Мать будто надела маску. Замыкаться в себе она умела. Она была наделена природным, глубинным упрямством. Ни разу в жизни не пошла на поводу у событий. Моему отцу она сопротивлялась стоически. Даже когда готова была разрыдаться, рухнуть на кровать от отчаяния и бессилия — все равно ни пяди ему не уступала и не давала слабины до тех пор, пока отец не поворачивался и не уходил. Тогда уже все было иначе. Тогда уже мне, а не отцу, приходилось ее утешать, о мою рубашку она вытирала слезы и сопли. Но при нем всегда держалась железно.

Сейчас она держалась железно со мной. Она была непрошибаема.

Что там происходило на самом деле, я не знал.

Лили уехала отдыхать на озеро, в гости к одной женщине, которая немножко меня доставала, но была столь любезна, что увозила Лили вместе со своими двумя сыновьями, когда на меня обрушивались каникулы. Я ведь был отцом‑одиночкой и пытался сам растить восьмилетнюю дочь — со всеми заморочками, какие к этому прилагаются.

Когда наступало лето, я начинал рвать на себе волосы. Что придумать на эти два месяца? Окажусь ли я на высоте, смогу ли соответствовать ожиданиям Лили — ведь кто знает, что там у нее в голове?

По выходным я ездил ее навещать. Я оставался сидеть с детьми и отпускал Кароль с мужем — его звали Ришар — сплавать на лодке поудить рыбу.

— Да нет же, Лили нисколько нам не в тягость, — уверяла Кароль. — Совсем наоборот, мальчики ужасно рады, что она с нами.

По вечерам, пока Ришар совершал моцион, мы с Кароль наблюдали, как дети играют на берегу, и я, по правде сказать, немного успокаивался. А то меня все мучило чувство вины.

Как‑то утром, видя, что я сижу на террасе в задумчивости, Кароль спросила, чем я расстроен.

— Он даже не докрасил кухню, — ответил я. — И не брился несколько дней.

Я рассказал ей, как накануне вечером заглянул к матери и что там нашел. Атмосфера в квартире была тягостная. Точно там разрослись невидимые джунгли. Мать ходила с каменным лицом. Чтобы заполнить томительные паузы, мы распили на троих полбутылки белого мартини.

— Знаешь, приезжай сюда на несколько дней, — предложила Кароль. — Расслабишься немного. Они там без тебя сами разберутся.

Ришар регулярно ездил в город и обратно, а я никак не мог решиться. Не хотелось усложнять — и без того все было сложно. И потом, меня целиком поглощали приключения матери.