Яков Рахманов - Судьба, или жизнь дается человеку один раз…

Я старался не упускать возможности детально изучить и описать каждый метр рифа вдоль трансекты, максимально пополнить коллекцию кораллов. Иногда на одно описание уходило по два акваланга, смена которых происходила на дне или, если была маленькая глубина, в дежурящей над водолазом лодке. Я изучал крупное холмовидное образование — биогерм, сформированное из кораллов и скелетообразующих организмов. Нужно было все сфотографировать, подсчитать количество различных колоний и отдельных животных, собрать пробы. Воздуха из одного акваланга мне не хватило. Поднявшись за вторым аквалангом, я попросил страхующего водолаза опустить груз на веревке рядом со мной, когда, увлекшись описанием, я начну превышать время работы без рекомпрессионного подъема. Я снова спустился на дно и продолжил описание биогерма. Мелькнула какая–то тень. Через пару минут она проявилась отчетливее. Стало ясно — это тень подплывающей акулы. Она стала явно сокращать круги вокруг меня и биогерма, готовясь к атаке. В это время опустился груз из лодки, мне надо было подниматься. Любое мое движение будет расценено как бегство, а у хищника инстинкт: убегает — значит, боится, надо догнать и съесть. От акулы не убежишь. Слева от меня, из–под биогерма, медленно выплывает окунь под два метра размером, пасть у него раза в три больше моей головы. Час от часу не легче, вдвоем они быстро меня съедят. Акула приблизилась на непозволительно близкое расстояние, вперив на меня свои хищные голодные глазки. Я вжался спиной в биогерм, чтобы попытаться отбить атаку, и не отводил взгляда от этой зловредной рыбины, глаза которой вдруг беспокойно забегали. И тут меня осенило, что окунь расценен акулой как мой помощник. Решаюсь — надо контратаковать. Я с максимальной скоростью сорвался с места в сторону акулы, выставив вперед ломик, и заорал, как можно это делать в маске под водой. Акула несколько раз крутанулась на 180 градусов, немного прибавила скорости, не сбежала, но с достоинством уплыла прочь. Теперь без рекомпрессии мне подниматься было нельзя, пришлось «отвисать» положенное время на девяти и шести метрах. Обычно в рекомпрессионных точках отдыхаешь, наблюдаешь окружающий мир, общаешься с проплывающими рыбами или медузами, а тут приходилось, постоянно озираясь, наблюдать — появится эта злыдня или нет. Отвисев положенные двенадцать минут, я поднялся наверх и влез в лодку. В этот день нас наблюдал врач–физиолог, он удивился частоте моего пульса и шутя высказал опасение, что при такой работе может и сердце выскочить. Я не сдержался, чтобы не сказать, что у него точно выскочило бы (он был малость трусоватый водолаз), окажись он на моем месте, и рассказал о подводных встречах.

В общем, акулы во Вьетнаме нас особо не донимали. Но вот за день до нашего прихода на Маврикий для продолжения исследований акула напала на российского рыбака, который купался в одной из бухт. Он чудом остался жив, но руки были сильно повреждены акульими зубами. Прибывшие на борт судна маврикийские наблюдатели наотрез отказывались даже шагнуть в воду, чтобы пересесть в лодку и ехать с нами на место постановки трансект. Приходилось их заносить в лодки на руках. При первом же погружении мы увидели, что акул действительно было больше, чем обычно, они патрулировали как на мелководье, так и на склоне рифа до глубины 30–40 метров. Был издан приказ по экспедиции, категорически запрещающий погружаться на рифе по одному. Один мог работать, другой должен был только наблюдать за акулами.

В составе экспедиции было несколько инженеров, которые следили за исправной работой приборного парка. Один из них сделал противоакулье ружье, которое заряжалось воздухом очень высокого давления — до 150–180 атмосфер. Стреляло оно гарпуном, через который в тело жертвы должен мгновенно врываться сжатый под давлением воздух. Жертве должны были обеспечиваться инфаркт и немедленное всплытие на поверхность благодаря поступившему в нее большому количеству воздуха. Ружье ранее испытывалось на крупных рыбах во Владивостоке. Поскольку мне приписывался некоторый авантюризм, не боязнь риска, и всем был известен мой опыт многочисленных встреч с акулами, которых я всегда гонял, то ружье выдали мне. У этого оружия был один недостаток — после каждого выстрела его необходимо было снова забивать воздухом, поэтому я не мог уйти на глубину, где встреча с акулой наверняка бы состоялась. Два дня я безуспешно пытался найти хотя бы крупного окуня, чтобы испытать ружье в действии, вероятно, от меня исходили флюиды агрессии, а в мире животных они хорошо воспринимаются. К концу второго дня я нашел крупную ракушку–тридакну, достигавшую более метра в длину. Я выстрелил в ее раскрытые створки, внутри которых было ее мягкое тело. Мгновенно вылетела огромная масса воздуха, створки тридакны сомкнулись. Убить моллюска таким способом не возможно, но эффект выстрела был налицо.

На третий день, я наконец увидел акулу, как только стал опускаться на дно. Поднявшись в лодку, я попросил ружье и сказал, что пойду в атаку. Все водолазы как один с фотоаппаратами посыпались за мной в воду. Они выстроились в кильватере за мной в меру, присущими каждому трусости или смелости. Акула довольно приличного размера спокойно отдыхала под большой колонией коралла. После того как ее сфотографировали, я показал знаками, чтобы все отплыли на два–три метра. Никто не знал, что у хищницы на уме и что будет после моего выстрела. Я оплыл метров на пять и со всего разгона пошел в атаку, целясь в акулий бок в районе сердца. Из ружья вырвались наружу бури и «фонтаны» от воздуха, а акула даже не пошевелилась, на ее боку осталось едва заметное маленькое пятнышко от гарпуна. Я поднялся, попросил зарядить ружье снова и поплыл опять нападать на эту невозмутимую рыбину. Подплыл вплотную к ней, вставил конец гарпуна в жаберную щель и выстрелил. Снова лишь тот же воздушный эффект. Акула слегка мотнула головой из стороны в сторону, лениво выплыла из–под коралла, медленно залезла в такую щель, откуда ее ломом не достанешь. Получалось, что воздух из ружья выходил раньше, чем он мог войти в тело жертвы. До этого ружье испытывали лишь на мертвых рыбах. После опробования его в деле, стало ясно, что акулью шкуру гарпун ружья был не в состоянии даже проткнуть. Раздосадованный неудачей я вернул ружье в лодку, посоветовав изобретателю воткнуть его себе в «одно место».

Мы неделю отработали на маврикийских рифах без происшествий и с большим интересом. Там нам удалось исследовать несколько эндемичных животных и пару видов кораллов, которые нигде в мире, кроме Маврикия, больше не встречаются.

Всегда впечатляет встреча с барракудой. Это стремительная, похожая на крупную щуку, полная достоинства серебристая рыба, большие глаза которой, кажется, внимательно вас изучают, правда, до тех пор, пока не поймет, что вы можете ее, по крайней мере, испугать. Держатся они обычно стаями от 6 до 20 штук. Накануне такой встречи мы рыбачили, чтобы накормить участников экспедиции вкусной рыбой. В этом районе Индийского океана хорошо ловятся тунцы и похожие на них каранксы, имеющие немного меньшие размеры. Для рыбалки готовится совершенно простая снасть: капроновый фал толщиной не меньше полсантиметра и около двухсот метров длиной, на его конце привязывается на стальном поводке крупный крючок, обвитый новогодней мишурой. Затем надо курсировать на малом ходу катера, опустив снасть в воду. Меньше чем через час можно поймать до двухсот килограммов крупной рыбы. Первой клюнула небольшая акула, мы сняли ее с крючка и отпустили восвояси, следующим был тунец и сразу за ним два метровых каранкса. В общем–то, было уже больше сотни килограммов рыбы, мы решили сделать последний заброс в надежде поймать кого–нибудь покрупнее вроде марлина. Минут через пять была очень резкая поклевка, но сильного сопротивления при вытягивании снасти не ощущалось — на крючке была барракуда немного больше метра в длину. Так близко мы увидели ее впервые. Нас поразила ее пасть, напичканная десятками крупных более сантиметра, обоюдоострых как бритва клиновидных зубов. При атаке барракуда вонзает это оружие S–образным движением в тело жертвы, вырывая кусок мяса и нанося кровоточащие раны. Сразу стало понятно, как они могли съесть кинооператора в противоакульей клетке, и сделалось от этого немного жутковато.