Яков Рахманов - Судьба, или жизнь дается человеку один раз…

В начале 1995 года мне пришел большой пакет из Америки. В нем сообщалось, что я являюсь кандидатом для избрания в Нью–Йоркскую академию наук. Письмо сопровождалось просьбой как можно полнее заполнить прилагаемую анкету. Анкета из четырех страниц касалась практически всех сторон моей жизни, включая родителей, жен и детей. Я ради любопытства заполнил анкету и отправил ее в Штаты. В июне пришел еще более толстый красочный пакет. В нем в специальной папке лежал диплом, который свидетельствовал, что доктор Я. И. Рахманов избран действительным членом Нью–Йоркской Академии Наук. К диплому прилагались письмо, сообщавшее, какими льготами я могу пользоваться на территории США, и с десяток сертификатов для использования этих льгот. Спустя три года (прошло ровно четверть века после окончания университета) меня избрали действительным членом Российской экологической академии.

* * *

В научных кругах начала обсуждаться проблема глобального потепления. По расчетам некоторых ученых, одним из его результатов станет подъем уровня Мирового океана на высоту около двух метров. Кого–то волновал вопрос, что станет с островными государствами, другие спорили о том, что будет происходить на затопленной территории. В это время шло интенсивное поднятие уровня Каспийского моря — он приближался к двум метрам. Я подал заявку в Российский фонд фундаментальных исследований на изучение феномена Каспийского моря. В итоге этого изучения я предполагал ответить на вопрос — какая и как морская жизнь будет формироваться на вновь затопленной территории, и как она будет развиваться со временем? Я получил грант на три года работы и довольно приличную финансовую поддержку для исследований и на поездку четырех человек из Владивостока в Махачкалу.

Где–то в четвертом–пятом классе, непонятно отчего, мне страстно захотелось побывать в ауле на Кавказе. Может, это было влияние чтения повести о Хаджи–Мурате, может, что–то другое, но совсем это желание не пропадало никогда. И вот — чудо! Сбылось! Я поеду на родину этого героя дагестанского народа. Я связался с дагестанскими коллегами — один из них ранее был сотрудником моей лаборатории. Мы выяснили, какое оборудование брать с собой, и можно ли будет забивать акваланги воздухом в районе работ. Как только из Москвы мы получили деньги, то сразу купили билеты до Махачкалы и отправились на поезде через всю страну. Это было не передаваемое по впечатлениям путешествие. Немного портила настроение наблюдаемая из окна перестроечная разруха по всей стране. Но оно сменялось приятностью и удивлением, принесенными нам после того, когда весь вагон узнал, что у нас имеется прекрасная малосольная владивостокская сельдь специального баночного посола. Все стали в обмен на селедку приносить нам всякую снедь, керамику, хрусталь (тогда вместо зарплаты выдавали производимую продукцию, которая продавалась во время остановок на перронах). На одиннадцатые сутки мы прибыли в Махачкалу.

Дагестан в переводе означает «страна гор». Уже с самого начала нашей эры горная часть Дагестана входила в состав Кавказской Албании. Около 30 вершин Дагестана превышают 4000 м, а высшая его точка — Базардюзю достигает высоты 4466 м. Около двух десятков горных пиков близки к отметке 4000 м. По разнообразию растительно–климатических ландшафтов Дагестан не имеет себе равных. В устье реки Самур находится зона субтропических лесов, на севере республики располагаются пустыни и полупустыни, на юге — высокогорные тундры и ледники. Нам предстояло проехать почти весь Дагестан от устья Терека до города Дербента, поколесить по его степям, горным дорогам, пожить в городах и небольших селениях у моря, пробираться к аулам, затерянным в заоблачной выси. Во всех поездах нас должен был сопровождать и работать с нами наш бывший сотрудник. Больше чем половину путешествия с нами должен быть племянник Расула Гамзатова, заведующий Отделом морской и наземной экологии Магомед Магомедов. Конечно, мы собирались посетить родину известного дагестанского поэта. После обсуждения планов и выступления на Ученом совете Прикаспийского института биологических ресурсов, мы получили в свое распоряжение микроавтобус ульяновского автозавода и поехали в поселок Сулак на севере Дагестана, вплотную к которому подошло наступающее море. Нашему нетерпению не было предела. Как только мы разгрузились в доме, где нам предстояло жить, мы поехали к морю.

Впечатление было очень сильным, следы затопления были очевидны: до ближайших домов оставалось не более ста метров, из воды торчали телеграфные столбы, деревья и остовы строений, асфальтированная дорога превратилась в узкую полоску, имеющую редко более метра в ширину, с обеих сторон которой тихо плескалось море, вдали виднелись полузатопленные рыбозавод и ржавые катера. Когда мы вернулись в свое жилище, на веранде на столе в огромной миске дымилась молодая картошка, лежали помидоры и куски малосольной копченой осетрины, из напитков — дагестанский коньяк! Это был по–настоящему царский ужин. Первые три дня мы ничего другого не ели и не пили.

Зная скорость наступления моря на сушу, мы могли вычислить, в какие годы на вновь затопленной территории была глубина 0,5, 1, 1,5 и т. д. метров. Наша задача состояла в том, чтобы провести опробование грунта на глубине 10–15 сантиметров через каждые 0,5 метра, начиная с глубины 0,1 и 0,5 метров и до четырехметровой. Каждая проба промывалась через мельничный газ и почвенные сита с отверстиями меньше одного миллиметра, чтобы сохранились все растения и животные, которые могли жить на грунте или в его толще после затопления суши.

Уже первый десяток проб позволил сделать вывод, что на второй год после начала затопления на акватории вновь затопленной суши появились первые морские животные — многощетинковые черви, имеющие повсеместное распространение в Каспийском море на илистых грунтах. Дальнейшие исследования показали, что уже спустя 5–6 лет намечались первые фазы развития нового морского сообщества, в составе которого было 5–7 видов животных, и он был неизменным в последующие 5–8 лет.

В один из выходных дней Магомед предложил нам поехать в горный аул. Полтора дня мы поднимались по бесконечному серпантину в горы. От немыслимо глубокого ущелья с беснующимся потоком воды на его дне узкую дорогу ограждают лишь небольшие полосатые черно–белые столбики, на особенно крутых поворотах иногда становилось жутковато, и по телу пробегала дрожь. Но солнце приятно греет сквозь открытое автомобильное окно, синеет небо, ярко зеленеют склоны гор, на фоне виднеющихся вдали заснеженных вершин, краски, кажется, так и светятся в прозрачном воздухе. Черноглазые, смуглолицые аварские женщины машут нам руками. На них яркие, всех цветов радуги платья, красно–желтые платки, и когда эти статные горянки идут по дороге, то напоминают живые цветы, сошедшие со склонов гор. Богатая растительность с подъемом в горы сменяется альпийскими лугами. Постепенно меняется и беднеет разнообразие растений, снижается высота трав, среди которых ярко выделяются клевер, голубая скабиоза, синие генцианы, розовый рододендрон. Еще выше мы повстречали легендарный эдельвейс и искренне удивились его как бы невзрачной, но необыкновенно впечатляющей и трогательной красоте. На высоте 3200–3600 метров начиналась граница вечных снегов.