Каспер Давид - Свиньи олимпийской породы.

- Есть! — «молодые» побежали к койкам.

«Пока все хорошо», — думал Рустамов. — «Яцкевич Дюбу от Мамырки отмажет, у них ведь комната секретная, а у замполита допуска нет. Рассветет за час до подъема, Витька проснется и пойдет на ЗАС, Яцека сменит. Тот вернется в роту и после завтрака заступит в караул. А я, наконец, сменюсь».

- Алисов! — Тимур зевал беспрестанно. Его протяжные подвывания напоминали стоны роженицы в миниатюре. — Иди, тащи службу. Я — отдыхаю. Первая кровать слева.

Замполит забарабанил в железную дверь ЗАСа. Через короткое время, достаточное для принятия Максом вертикального положения дверь скрипнула и отворилась на ширину короткой цепочки. В узкой щели Мамырко увидел заспанное лицо Яцкевича. Довольный удачным днем Максим, первым делом по прибытии на место несения боевого дежурства рухнул на стол, подложив под голову свернутые ватные штаны. Они были нечисты и пахли бензином. Но на подобные мелочи никто не обращал внимания.

- Да? — Макс мог позволить себе по–граждански вольное обращение к оторвавшему его от, якобы, важного дела, офицеру.

- Дюбков здесь?

- Да. Он сейчас занят. Мы проводим срочный ремонт и профилактику оборудования.

- Пусти–ка меня в коммутаторную.

Коммутаторная комната была несекретной. Она примыкала к секретной аппаратной и была настолько мала, что ее площадь не превышала площади туалета в «хрущевке».

- Никак не могу, товарищ капитан. Я здесь чищу шифровальные доски. — Туман короткого сна покинул голову солдата, и он уверено врал.

- Спиртом чистишь?

- Так точно.

- Ага! — Замполит торжествовал, хотя еще не понимал, что собственно он может вчинить в вину этому неприятному солдату.

- Что «ага»? — Шифровальные доски следовало чистить спиртом, но эта дефицитная жидкость никогда не доходила до ЗАСа, хотя Макс и регулярно расписывался в ее получении.

- Позови Дюбкова.

Максим повернулся к аппаратной и позвал:

- Витя! Выдь на минутку, капитан Мамырко тебя видеть хочет. — И после короткой паузы. — Что? Что ты сказал? Да пошел ты сам, козел! — Он снова повернулся к замполиту. — Он не может, товарищ капитан, занят очень.

- Дюбков!! — заревел замполит. — Иди сюда! Это приказ! — В ответ он услышал только тихий гул аппаратуры. — Яцкевич! Ну–ка пусти меня в коммутаторную!

- Не могу, товарищ капитан, — сказал Максим и тихо, угрожающе добавил: — Это нарушение режима секретности. Если будете настаивать, придется доложить оперуполномоченному КГБ майору Телегину.

Мамырко заскрипел зубами. Связываться с Телегиным было самоубийственно. Он развернулся на каблуках и быстро пошел к лестнице, по которой спустился в подземный командный пункт.

Макс зевнул, но от мысли лечь спать отказался. События развивались стремительно и он был уверен, что в ближайшее время ему поспать не дадут. Он запер дверь и поднял третью от коммутатора половицу. В тайнике, известном ему одному лежали книжка и маленький словарь.

Максим открыл «самоучитель французского языка» пройденный почти до середины.

Яцкевич не торопился. Норма его была 15 слов в день и один урок в неделю. Книжки прочитывались быстро, а убивать время — занятие мучительное. «Спасибо тебе, Попова–Казакова». Макс с нежностью смотрел на изображение Эйфелевой башни. «У а тю, ла тур Ефель? Еске тю маттан?* Нет, наверно, м'аттанд. Черт, спросить не у кого. Разве что у старшины». — Максим усмехнулся предположению, что прапор знает французский язык, но по каким–то причинам это тщательно скрывает. Настолько тщательно, что и сам не догадывается. — «Ладно, где я был? Пассе композе?** Поехали…»

Капитан Мамырко вышел на свежий воздух. Как обычно, пахло чем–то кислым, но легкое дуновение ветерка, стрекот цикад и внезапно появляющийся из–за облаков голубой серп луны наполнили его душу радостью. Жить на поверхности земли явно лучше, чем под ней.

«Черт, как они живут в этом подземелье? Крысы». Вскоре луна снова скрылась за тучами. Но, ни темень, ни сознание того, что пьяный сержант каким–то чудом ускользнул от правосудия, не опечалили его. Он — наверху. Скоро он вернется в канцелярию и ляжет спать. Утром сменится, и два дня — выходной.

В темноте офицер медленно пошел к казарме. Он прошел полпути, как его правая нога провалилась в пустоту. Мамырко вскрикнул, взмахнул руками и полетел вниз. Ударившись плечом, капитан зачертыхался. «Блин! Зачем я поперся через «минное поле»? Ай! Нога! Твою мать!»

Дурацкая курсантская привычка ходить напрямик. В его звании и при его статусе нельзя уподобляться солдатам. Замполит встал. Верхний край ямы был на метр выше головы. Выбраться отсюда без посторонней помощи не было никакой возможности. Мамырко вдохнул ноздрями земляной запах и потряс головой. Происходило нечто невероятное. В его родной части подобных ловушек, насколько он знал, не было.

«Что же это за яма такая?» — гадал провалившийся. Насколько он помнил историю с посадкой яблонь и последующие попытки привести пустырь к идеально ровной поверхности, максимальная глубина ям была по колено. Ну, может быть, по пояс. Но он угодил в какую–то гигантскую воронку. «А может, какой идиот решил здесь посадить здесь баобаб?». Ответа на этот вопрос не было. Хотя, если бы капитан интересовался хозяйственной жизнью своего подразделения, он знал бы, что находится на дне задуманного старшиной нового туалета типа сортир.

Неожиданно где–то рядом захрапели. «Свят, свят, свят» — от неожиданности коммунист вздрогнул и инстинктивно перекрестился. Нога болела все сильнее. Мамырко ухватился за торчащий над его головой корень и подтянулся на руках. Но при первой же попытке оттолкнуться правой ногой и вытащить тело капитан вскрикнул и осел на дно земляное дно. Сверху зазмеилсь струйка песка. «Кто же это может быть?» — думал офицер, растирая ногу. — «Вряд ли кто–то из солдат предпочел ночевать здесь, а не в казарме или на КП. Наверное, какой–нибудь пьяный тракторист забрел». И хотя периметр военной части был огорожен колючей проволокой, замполит знал, что это не мешало солдатам регулярно ходить в самовольные отлучки. Оттуда они обычно возвращались пьяными. Отлов и наказание пытавшихся подышать «воздухом свободы» и встретиться с распутными женщинами солдат Мамырко считал своей основной обязанностью. К его огорчению, никому среди выполняющих двухгодичную святую обязанность защищать родину, доверять было нельзя. А комсорг роты не просто нарушил воинскую дисциплину, но даже заболел венерической болезнью.

Храп по соседству прекращался, сменялся бормотанием, кашлем и возобновлялся снова.

Капитан провел в яме несколько часов. Однажды, в поисках съестного, к яме подбежали свиньи. Они шумно, как собаки втягивали воздух своими пятачками. Мамырко передернулся от омерзения и бросил камень в первое же рыло. Он не попал, но чушки, похрюкивая, удалились.