Давид Фонкинос - Идиотизм наизнанку

Стоит только эффектно разбить лампу, как у любого соседа мгновенно просыпается дремавшее доселе желание устроить скандал. Беспокойство порождено конечным результатом под названием «мелкие кусочки». Никто и с места не тронется, если вам разобьют физиономию, глухой шум не привлечет всеобщего внимания. Переполох вызывают резкие звуки. Мы переполошили часть пятого этажа и большинство жильцов третьего. Я на всякий случай успокоил всех, если вдруг кто то из них начнет волноваться. Конрад, которого больше заинтересовало появление вереницы соседей, чем сам шум, подошел ко мне; но я тут же велел ему идти в свою комнату, главное — чтобы он не порезал себе ноги на этом полном опасностей полу. Наконец, когда волнение понемногу улеглось, я подумал, что один из поляков возьмет на себя инициативу по уборке; они были ответственны за весь этот бедлам, ведь мы катались по полу из любви к искусству. Но, увы, они предались размышлениям. Оставалась одна надежда на Мартинеса. Однако уже прошло полчаса, с тех пор как началась драка, а усы так и не появились. Я ни секунды не сомневался, что он воспользуется этим предлогом, чтобы зайти ко мне По правде сказать, он оказался хитрее, чем я предполагал. Вместо того чтобы предаваться возмущению, вызванному непреднамеренным падением одного из принадлежавших нам предметов, он предпочел разрядить обстановку, спокойно поджидая, пока придет его час. Он был наделен простодушием терпеливых.

— Мне показалось, что я слышал шум… я только зашел посмотреть, все ли в порядке… я это говорю, потому что знаю такие случаи, достаточно, чтобы упала лампа, а вы, проходя, можете порезать себе ногу… такое случилось с моим дядей Эдуардо, это не выдумки.

Ладно, я впустил его. Мартинес мог безостановочно чесать языком, обсуждая сомнительные родственные связи, и довести своего собеседника до полуобморочного состояния. Казалось, он так счастлив, что у него появился повод зайти, что, на мой взгляд, был в состоянии посвятить себя уборке осколков. У него будет привилегия по выметанию этих осколков. Как и всякий раз при своем появлении, он обвел глазами комнату в поисках Конрада, но замер, увидев польских журналистов. Невероятно. Глядя на этих неизвестных у меня в гостиной, он как то весь съежился, как купленный по дешевке воздушный шарик, из которого медленно выходит воздух (у робких нет резиновых заплаток). Непонятно, как ему удавалось собирать стадионы, как он утверждает, если он тут же испарился при виде маленькой безобидной камеры. Ах да, я не успел его предупредить. Мартинес стремглав помчался к себе. Я решил, что у него аллергия на поляков, и определил свой диагноз: острый полонит.

Все это выглядело достаточно неразумно. Все это напоминало большой розыгрыш. Периодами ко мне возвращалась ясность ума (это несомненно). Моя жизнь сводилась к яростной борьбе за простодушного чудака, а на все прочее: былые слабости, надежды, связанные с Терезой, семейную жизнь — я смотрел как бы с высоты птичьего полета. Забавные эпизоды, и только. Я выбрал для себя безграничную любовь, вернее, эта любовь выбрала меня; иначе все было бы слишком просто. Привязанность не выбираешь. Это последнее изречение — скорее из области клише, нежели проявление трезвости ума. Вот одно из моих любимых слов — клише. Я постепенно осознавал себя как клише ситуации, в своем роде исключительной. Нас снимали для фильма, на нас показывали пальцем, но, однако, изнутри моя жизнь казалась мне до прозрачного ясной: подлежащее, сказуемое и время от времени — дополнение. В этом заключалась любовь. Исходя из этой любви нужно было что то предпринимать. Однако я оставлял эту мою любовь часами сидеть у себя в комнате. Мне казалось, что я превратился в раба этой навязчивой идеи о моей любви к Конраду. Что то расплывчатое, размывающее суть, но при этом удивительно прекрасное. Прекрасное, ибо наполненное смыслом. Словно я боролся с пустотой или старался походить на отца. Разумеется, за все эти годы не произошло ничего особенного, что могло бы спровоцировать эту ситуацию. Возбуждение — следствие полного отсутствия предшествующих ему обстоятельств.

Борясь с собой, я чувствовал дискомфорт, ибо в глубине души эта борьба меня радовала; настолько радовала, что я даже мог обойтись без Конрада. В нашей жизни что то происходит, как если бы мы вдруг перешли от Бергмана к Спилбергу (я, кстати, отметил, что в этой метафоре двух имен мы отталкиваемся от Берга, чтобы прийти к N бергу…). Но я бы не признался в этом судье: я бы сказал, что мы жертвуем своим сиюминутным присутствием рядом с Конрадом в надежде на вечное присутствие. И я бы не солгал. Самое важное для меня — это присутствие Конрада, ибо любовь и жизнь идут рядом, любовь идет бок о бок со скукой, любовь помогает сносить мягкотелость. Говорят, от любви слепнут, но мне кажется, что любовь — посох, которым ощупываешь дорогу, ибо мы и без того слепы. Наши пальцы все глубже увязают в нерешительности, наши мысли расплывчаты, книги и речи бессвязны. Разумеется, вокруг сплошная размягченность. На ощупь все напоминает гнущиеся ростки бамбука. Мы сами мягкотелые и нуждаемся в любви, ведь в любви есть мягкость.

Шли дни, а Мартинес так и не появился; шли дни, а вместе с ними шла пленка; шли дни, а поляки почти ни в чем себе не отказывали. Нужно также заметить, что искусство возбуждает аппетит. Когда чем то занят, то легко проголодаться. Я научился делать закупки, составлял список на бумажке, а услужливый продавец все выполнял. Вовремя доставлял заказ. Я щедро оплачивал эти неоценимые услуги, поскольку поляки превратились в настоящих живоглотов. Они без конца повторяли, чтобы я сохранял чеки из магазина. Это называется — подтверждение расходов, а я то думал — икра и бордо. Каждый раз, когда случался перерыв в съемках, один из поляков засовывал голову в холодильник. Это напоминало ледниковый период. Или же один из поляков висел на телефоне; рутинный инструктаж продюсера. Jaka и was pogoda? или же Jak led? С ними создавалось ощущение, что находишься в отпуске, новая формула: путешествовать, не выходя из дома. Никаких забот, никаких тропических болезней, одна лишь перемена обстановки. Здесь ощущается определенная концепция, вам не кажется?

Адвокаты заходили к нам время от времени, чтобы держать в курсе, спасибо, это очень важно. Они оба как то посерели — от переизбытка судебной волокиты. Кстати, эта история с серостью, прежде всего, имела отношение к их первому посещению, поскольку, прекрасно умея лепить образ, увидев теперь, что поляки нас снимают, они являлись в сопровождении личной гримерши. Перед тем как проинформировать нас о возможном риске, они напускали на себя важный вид, причем оба умело поглядывали в сторону камеры, как это принято у профессионалов международного класса. Нельзя было включать в репортаж серый цвет, даже в черно белом варианте, это бесспорно. В мягкотелом обществе образ приобретает главенствующее значение. Их послушать, тут были доводы и за, и против; разумеется, я им за это платил. И за Терезу, и за себя, судья мог найти доводы и за, и против. В их же поведении я усматривал лишь желание потянуть наше дело, даже не столько, чтобы вытянуть из меня деньги, сколько для того, чтобы держать руку на пульсе. Нужно заметить, что мы были по прежнему востребованы: раздача интервью, телешоу. В ходе дней и многочисленных возлияний мы сроднились с поляками, поэтому решили предоставить им эксклюзивное право на освещение нашей истории в прессе. Мы достигли вершины славы; чем меньше мы говорили, тем больше люди думали, что нам есть что сказать. Это была совсем несложная стратегия, над этим следовало поразмыслить. Никто не знал, что я пользуюсь услугами советника в области средств информации. Тайного советника, поскольку я вызывал его под покровом ночи. Каждую ночь он давал распоряжения относительно моего завтрашнего молчания. А совет держать язык за зубами дорогого стоит. Это правда, нам свойственно раздавать чужие советы направо и налево.