Лесли Дэниелc - Уборка в доме Набокова

Я следила за ним в таком восхищении, что не сразу заметила, как к дому подъехал микроавтобус. Судя по тому, как водитель вписался в узкий поворот, водить крупные машины ему было в новинку. Одно колесо вовсе съехало на обочину. Из микроавтобуса вышла дама, поставила его на сигнализацию. Чего она тут боится, медведей? Я велела Дженсону прийти, как закончит, а сама взлетела на заднее крыльцо и ворвалась в дом.

Когда посетительница открыла входную дверь, я стояла у камина с почтенной газетой в руке — в камине занимался огонь. Одета она была так, будто собралась пообедать со своим ухажером: бледная помада, каждый волосок на своем месте, на фетровом пальто ни пятнышка. Трое молодых людей распрямились, увеличившись ради нее ростом вдвое, вытянув ноги поперек комнаты, а руки — по всей спинке дивана. Посетительница, похоже, сильно нервничала.

— Добро пожаловать, — сказала я. — Позвольте ваше пальто.

Эту деталь я упустила: оленьи копытца-то валялись в шкафу, так что пальто я положила на кафедру.

— Налить вам чаю? — предложила я.

Кофе подавляет половое влечение, так что его я решила не подавать. Вместо этого заварила целый самовар чая кукича. Он согревает инь и уравновешивает янь — так написано на упаковке.

Посетительница схватила шведскую кружку без ручек и стала осматриваться — глядела на все, кроме мужчин.

— Красивый потолок, — сказала она.

Уголком глаза я видела, что молодые люди все еще потягиваются.

Вошел Дженсон с охапкой поленьев. С грохотом сбросил их возле устья камина, потом нагнулся и сноровисто сложил над огнем поленницу.

— Сосна быстрее горит, от березы жар слаще, — сказал он, приоткрывая до половины две вьюшки. — Пошло дело, — заявил он и выпрямился во все свои сто восемьдесят пять сантиметров.

Женщина взглянула на меня округлившимися глазами.

— Его, пожалуйста, — сказала она.

Я кивнула и проследила, как они поднимаются наверх. Сид сделал музыку погромче, а я подумала: что же мы теперь будем делать целых пятьдесят минут? Зря я волновалась: юноши знали, чем себя занять. Не умеешь грамотно организовать свое время — не поступишь в Вайнделл. Откуда-то появились два ноутбука и учебник статистики, а вслед за ними — бумага и калькулятор.

Но взяться за дело юноши не успели — раздался тихий стук в дверь, и вошли еще две дамы. Одну из них я знала в лицо по школьному родительскому комитету. Она решительно выбрала Тима.

У второй на лице было насмерть перепуганное выражение — что я легко могла понять: она думала, как бы никого не обидеть. Я не знала, как ей помочь. От парней ждать помощи тоже не приходилось. Оба были одинаково красивы, могучи, сильны, почти безволосы и хорошо пахли. Один был блондин, другой брюнет. Минуту поколебавшись — паузу заполнили гнусавые голоса «The Shins», — она повернулась ко мне.

— А двоих нельзя? — спросила она.

Я покачала головой.

— У меня никогда не было блондина, — пробормотала она.

Я кивнула Ричарду.

Когда они ушли наверх, я стала придумывать, о чем бы поговорить с Сидом. Он будто бы понял, чем я мучаюсь, и поймал мой взгляд. Я заметила, что глаза его блестят, как капли на ветровом стекле.

— Не переживайте за меня, — сказал он. — Мы чаевые делим на всех.

На третий час я поняла, что ходить на шпильках совершенно невозможно, и сделала в уме заметку, что надо привезти какие-нибудь тапочки. Мне нравилось стоять у окон, выходивших на парковку, и смотреть, как дамы отъезжают, как неуверенно пробираются на своих джипах и микроавтобусах по крутой подъездной дорожке. Я подумала, что можно открыть в городке водительские курсы повышения квалификации — от клиентов отбоя не будет. Во мне, похоже, проснулась предпринимательская жилка.

К концу дня в доме свиданий образовалась приличная стопка наличности. По меркам Сорок восьмой улицы на Манхэттене это была мелочь, но по понятиям Онкведо — совсем неплохо для начала. Мои работники тоже не ушли с пустыми карманами.

Выглядели они усталыми.

— Всем большое спасибо, — сказала я. — И пожалуйста, говорите мне, если у вас будут какие-то э-э… — Я не сразу подобрала нужное слово, — пожелания.

Кроме Сида, никто не взглянул мне в глаза.

Дженсон велел мне закрыть перед уходом вьюшки и разворошить угли. Я следила, как они ловко выезжают на дорогу. Подумала мимоходом, как это несправедливо — такой «дифферанс», «дифферанс» в «перформансе», когда речь идет о простых пространственных задачах. А потом взялась за огромную кучу грязного белья.

Четвертаки, вырученные за сданные банки и бутылки, пришлись невероятно кстати в прачечной самообслуживания. Никто не стал интересоваться, зачем мне понадобились сразу все большие машины. По счастью, никого из моих клиенток в прачечной не оказалось. Они были дома, готовили детям оладьи или гамбургеры, жарили мужьям бифштексы на скорую руку. Мне почти въяве представлялись их тайные электронные письма и звонки с мобильников, отзвуки сегодняшнего приключения. В маникюрных салонах городка в ближайшее время точно будет аншлаг.

Я уперлась взглядом в круглое окошко стиральной машины, пытаясь охватить мыслью более далекие горизонты. Увидела Дарси — она расспрашивает у Айрин, чего такого особенного в ее новых флоридских туфлях, увидела Сэма, перелистывающего кулинарную книгу штата Мэн, которую я подарила ему на Рождество. Увидела маму в их пенсильванской метрополии, городе Уилкс-Барри, — потягивает «Кир Роял» со своим доктором, щеки разрумянились от его обожания. Увидела Дженсона и остальных на вечерней тренировке в бассейне, тренер — может быть, это Руди — орет на них, чтобы не ленились. Я слишком мало знала о Греге Холдере, чтобы представить себе, чем занят он, но не сомневалась, что его пес с ним рядом и ведет себя безукоризненно.

Наконец все белье было перестирано. Я загрузила его в сушилки, высыпала в монетоприемники последние четвертаки.

Дома я съела десерт собственного изобретения — ванильное мороженое от «Старого молочника» с карамельным соусом. После такого ужина очень хотелось чего-нибудь остренького. Для карамельного соуса требовались растопленное масло, тростниковый сахар и орехи пекан. Он получался комковатый и ни на что не похожий. С восхитительной остротой.

В первое время жизни без детей я никак не могла себя убедить, что день кончился. Я бродила из комнаты в комнату, что-то брала и бросала, совершенно бездумно. Рука сама тянулась — готовая схватить сапог, готовая сцапать свитер, нашарить ножницы — без всякой цели, без всякого результата. А сегодня у меня завершился день, полный встреч и работы. Я вымоталась и странным образом стала не так одинока, сделалась частью чего-то. Я заснула.