Клара Санчес - Последнее послание из рая

Ветеринарша настаивала, чтобы он не отвлекался на пустяки. Ей хотелось, чтобы выдающееся дарование ее сына материализовалось в чем-то таком, что можно продемонстрировать. Например, считать с головокружительной быстротой или стать пианистом-виртуозом.

– Почему бы тебе не научиться играть на пианино? Ведь тебе ничего не стоит. А дело это перспективное, – говорила она ему время от времени.

Так что Эду все чаще и чаще приходилось отбиваться буквально ото всех, отчего он становился все более язвительным, склонным даже к жестокости. В школе его родителям говорили, что дети такого типа, как правило, с трудом адаптируются к своему окружению лишь потому, что их интеллект функционирует быстрее, чем у других, и они являются единственными жертвами этого несчастья.

Возьмем, к примеру, двое часов, говорили родителям, – одни показывают время в нормальном ритме, к которому мы привыкли, а другие, вторые, в другом. Так вот, они никогда не покажут один и тот же час, они никогда не будут находиться в одном и том же времени. Понимаете? Иногда требуется небольшая помощь. И началась одиссея Эду по психологам и психиатрам. Все то время, пока я играл в футбол, а мой ум тупел, он проводил в беседах с людьми, которые рассуждают о снах, о символах, о сосредоточенности и о потере надежд. Он доверительно сообщил мне, что некоторые из них развлекают его куда больше, чем мы. Так что, когда он умолял меня сыграть с ним в настольный футбол, единственное его увлечение, соответствовавшее возрасту и неизменное, я советовал ему позвать себе в партнеры кого-нибудь в белом халате.

Он подтащил крыло к траве, росшей на берегу, а вслед за крылом на поверхности появилась и та самая огромная птица.

– Посмотри, посмотри на нее хорошенько, потому что потом тебе, возможно, придется описать ее.

Я смотрел на птицу, пока мог. Поверхность воды была покрыта мертвыми птицами вроде этой, а также птицами меньшего размера черного цвета. Были там и более крупные птицы, размером с орла. От озера шел неприятный запах мокрых перьев.

Эду сказал:

– Думаю, что нам нужно унести ее с собой. У нас есть сумка?

– Вряд ли нам нужно что-то уносить с собой. Мне не хочется везти эту дохлятину в сумке, которая привязана к моему велосипеду.

– Ну и дурак же ты. У нас даже сумки нет. Придется привязывать ее веревкой. У меня есть одна, которая годится для этого.

– Делай что хочешь, я не собираюсь везти ее никаким способом.

– Мой отец должен обследовать ее. Ты что? Не понимаешь? В наших руках свидетельство того, что здесь произошло!

Он взял в руки огромную птицу, голова которой безвольно болталась, и направился к моему велосипеду.

– Держи ее вот так, пока я схожу за веревкой.

– Лучше я схожу за веревкой, а ты подержишь птицу. Не хочу к ней прикасаться. Кроме того, я вот о чем думаю: почему бы нам вместо полиции не обратиться к экологам. Ты всерьез считаешь, что нам следует тащить эту тварь с собой? Мне лично будет приятнее прокатиться на велосипеде без нее.

– Хорошо, но мы должны оставить птицу на том месте, где она лежала, – ответил Эду, вздохнув.

Он снова без всякого отвращения взял птицу на руки и бросил ее в прибрежную воду, в камыши и траву. Другие мертвые птицы закачались на пробежавших волнах. Потом Эду отыскал палку и оттолкнул птицу подальше от берега. После этого он руками распрямил траву, примятую нашими спортивными тапочками.

– Перестань, – сказал я ему, – никто нас ни в чем не заподозрит. Мы ничего не сделали, а только нашли все это.

– А почему мы здесь так задержались, – он посмотрел на часы, – почти на целый час?

– Никто не узнает, сколько мы времени здесь пробыли, мы могли подъехать всего минут десять назад. Упорствовать в твоей версии значительно труднее, чем ты думаешь. Для того, чтобы исказить истину, требуется большое воображение, и я не уверен, что его у тебя достаточно.

– Ты забыл, что нам всего по одиннадцать лет. Мы могли заиграться и забыть о времени.

– Нет. Даже если бы мы были полными дураками.

– У детей так случается.

– Не говори глупостей.

В конечном счете экологов вызвал Ветеринар. А экологи вызвали полицию. Полиция, в свою очередь, вызвала нас. Как и предполагал Эду, нас подвергли строгому допросу, выясняя главные вопросы: «когда?» и «как?» Они желали знать как можно точнее, что мы видели. Теперь я был даже рад, что Эду заставил меня так долго ждать, зато я мог давать самые что ни на есть детальные ответы и притом без запинок.

Дело дурно попахивало, и во всех газетах упоминались инициалы наших имен и фамилий, поскольку мы были детьми, но и в таком виде было приятно их видеть. «Смотри, это Эду, а это я». «Двое мальчиков стали свидетелями катастрофы. Птицы были отравлены. Воду отравил какой-то безумец». Возмущенные люди говорили: «Смотрите, чтобы кто-нибудь из детей не напился этой воды». Экологи были возмущены, а полицейские совсем запутались и не знали, что делать. Озеро дезинфицировали, но никто так никогда и не узнал, что произошло и кто это сделал.

Я сказал матери, что если она на самом деле хочет помочь мистеру Ноги, то самое лучшее, что мы можем сделать, это вернуться на озеро втроем и чтобы он там как следует запомнил, что видел, потому что в противном случае полиция сведет его с ума.

– Но ведь сейчас ночь, – сказала мать.

– Поедем с фонарями.

– А если кто-нибудь нас увидит, это не покажется необычным?

– Кто еще может появиться в тех местах в такой час?

– Меня пугает твое хладнокровие, – констатировала мать.

– Это всего лишь мертвая женщина, так? – сказал я и добавил: – Кроме того, мы все уже взрослые. И забудь о том, что ему следует об этом умолчать. Этому парню не следует жить с таким грузом на душе.

– Не знаю, следует ли тебе идти. Впечатление может оказаться слишком удручающим. Ты – мой сын. И я не могу этого допустить.

Мистер Ноги позвонил в дверной звонок и вошел в наш тщательно убранный зал, засунув руки в карманы и опустив голову, словно это он убил женщину. Мне подумалось, что стоит полиции заметить, что он выглядит виноватым, она его тут же арестует. Я также подумал о том, насколько компрометирующим может быть тот простой факт, что человек что-то видел. Некто видит вещи, людей, события обычные и события экстраординарные и уже не может вернуться назад в такое состояние, что он якобы ничего не видел.

Я во всех подробностях рассказал ему, что мы собираемся сделать. Он с ужасом все это выслушал.

– Зачем мне знать больше того, что я уже знаю? – спросил он.

– Потому что полиции нужно, чтобы ты это знал. Иначе попадешь в очень трудное положение. Не выпаливай сразу все, что знаешь, жди, когда тебя спросят. Когда тебя будут спрашивать, ты поймешь, что знаешь ответы, это придаст тебе уверенность, и ты не будешь выглядеть виноватым.