Иэн Макьюэн - Суббота

Охотно, полагая, что это сыграет в его пользу, Пероун наполняет его подставленный бокал и подливает еще Найджелу. В этот миг он замечает, что Бакстер смотрит мимо него — на Дейзи. И улыбается. От его пристального взгляда и от этой улыбочки Пероуна словно ледяной водой обдает. Расплескивая джин, Бакстер подносит бокал ко рту. Затем ставит на стол, по-прежнему не сводя глаз с Дейзи. К сожалению, на этот раз он глотнул мало. После нападения на Грамматика он почти все время молчит: видимо, сам плохо представляет, что делать дальше. Все это импровизация. Болезнь развязала ему руки, но он еще не знает, как далеко готов зайти.

Все молча ждут. Наконец Бакстер говорит:

— Тебя как звать?

— Боже мой, — быстро произносит Розалинд, — не трогай ее! Или тебе придется сначала убить меня!

Бакстер снова сует руку в карман.

— Ладно, ладно, — отвечает он тоном капризного ребенка. — Договорились, сначала убью тебя. — Снова фиксирует свой неподвижный взгляд на Дейзи и повторяет абсолютно тем же тоном: — Тебя как звать?

Она делает шаг в сторону от матери и называет свое имя. Тео расцепляет руки, и Найджел тут же придвигается к нему. Дейзи глядит Бакстеру в лицо, однако в глазах ее ужас, голос прерывается, грудь бурно вздымается и опадает.

— Дейзи? — В устах Бакстера это имя звучит какой-то нелепицей — детское, глупенькое. Совсем беззащитное. — А полностью как?

— Никак.

— Маленькая мисс Никак… — Бакстер обходит диван, на котором лежит Грамматик, и оказывается возле Розалинд.

Дейзи говорит:

— Если вы сейчас уйдете и не вернетесь, даю вам слово, мы не станем звонить в полицию. Берите все, что хотите. Только, пожалуйста, пожалуйста, уходите!

Она еще не успела договорить, а Бакстер и Найджел разражаются хохотом. Все еще смеясь, Бакстер хватает Розалинд за плечо и толкает, заставляя сесть на диван у ног Грамматика. Пероун и Тео бросаются к нему. Дейзи вскрикивает, увидев нож. Он — в правой руке Бакстера, небрежно лежащей на плече Розалинд. Та неподвижно смотрит перед собой.

— А ну-ка быстро к стене! — приказывает им Бакстер. — Быстро, быстро. Давайте. Найдж!

От руки Бакстера до сонной артерии Розалинд — меньше четырех дюймов. Найджел пытается оттеснить Пероуна и Тео в дальний угол у двери, но им удается разделиться и разойтись по разным углам: Тео становится у камина, его отец — у одного из трех высоких окон, оба — в десяти-двенадцати футах от Бакстера.

Генри хочет, чтобы голос его звучал без паники и без просительных нот. Он должен говорить как разумный человек. Удается это лишь отчасти. Сердце оглушительно стучит, голос дрожит, язык и губы не слушаются.

— Послушай, Бакстер. Я действительно виноват перед тобой. Но все остальные ничего тебе не сделали. Дейзи права. Возьми что хочешь и уходи. Мы ничего тебе не сделаем. Иначе тебя ждет спецлечебница. А ведь у тебя гораздо больше времени, чем ты думаешь.

— Заткнись, — не поворачивая головы, отвечает Бакстер.

Но Пероун продолжает:

— Сегодня утром, после нашего разговора, я созвонился с коллегой. Дело в том, что в Штатах сейчас разработано новое средство. На рынке его еще нет, оно только проходит испытания. Но первые результаты поразительные. В Чикаго у восьмидесяти процентов больных наступило стойкое улучшение. Сейчас идет набор кандидатов на испытания здесь, в Англии. Требуются двадцать пять человек. Я могу включить тебя в программу.

— О чем это он? — спрашивает Найджел.

Бакстер молчит и не оборачивается, но внезапная напряженность в линии плеч подсказывает Пероуну, что он обдумывает предложение.

— Врешь, — говорит он наконец… Но как-то неубедительно.

— Они используют ту технику, о которой мы говорили утром, — продолжает Пероун. — Работа с РНК. Оказалось, что можно достаточно быстро спровоцировать изменения.

Генри видит, как Бакстер борется с искушением.

— Да нет, — говорит он. — Это невозможно. Я же знаю, такого не может быть. — Но сразу видно: он хочет, чтобы его убедили.

— Я тоже так раньше думал, — мягко отвечает Генри. — Но похоже, все-таки возможно. Испытания начинаются в марте, двадцать третьего марта. Сегодня я говорил с коллегой.

Бакстер резко разворачивается к нему лицом.

— Врешь ты все! — восклицает он. И еще громче, почти крича, словно стремясь этим яростным криком отгородиться от надежды: — Все ты врешь! Лучше заткнись, а не то… — И нож его придвигается ближе к горлу Розалинд.

Но Пероун не останавливается:

— Это правда! Клянусь, это правда! Все данные — у меня в кабинете, наверху. Сегодня я их распечатал. Пойдем со мной и посмотрим…

И в этот миг Тео отчаянно кричит:

— Папа, замолчи! Замолчи! Заткнись, мать твою, он же ее убьет!

И он прав. Бакстер приложил лезвие плашмя к горлу Розалинд. Она сидит очень прямо, сцепив руки на коленях, по-прежнему смотрит прямо перед собой, лицо ее лишено всякого выражения, и ужас распознается только по мелкой дрожи в плечах. Наступает тишина. Грамматик на другом конце дивана наконец отнимает руки от лица. На нем — потеки засыхающей крови, выражение ужаса. Дейзи стоит у подлокотника, на котором покоится голова деда. Что-то растет внутри ее — то ли стон, то ли рыдание; она изо всех сил старается подавить этот звук, и лицо ее темнеет от напряжения. Тео, несмотря на собственные предостерегающие выкрики, придвигается ближе. Руки его беспомощно болтаются по бокам. Как и его отец, он не отрывает взгляда от ножа. Пероун замирает, отчаянно стараясь убедить себя, что неподвижность и нерешительность Бакстера — добрый знак.

Снаружи доносится рокот полицейского вертолета — городские власти надзирают за тем, как расходятся демонстранты. Топот ног, взрыв смеха и оживленные голоса под окнами: какая-то веселая компания, вероятно студенты-иностранцы, огибает площадь и сворачивает на Шарлотт-стрит, где ждут распахнутые двери баров и пабов. Центр города уже приступил к очередному субботнему отдыху.

— Ладно, плевать. Вообще-то я хотел поболтать вот с этой цыпочкой. С маленькой мисс Никак.

Найджел — он стоит, скалясь, посреди комнаты — вдруг оживляется, облизывает влажные губы.

— Знаешь, о чем я сейчас думаю? — спрашивает он заговорщическим тоном.

— Знаю, Найдж. И я думаю о том же самом. — Затем, к Дейзи: — Смотри на мою руку…

— Не надо, — быстро говорит Дейзи. — Пожалуйста, не надо!

— Заткнись. Я еще не договорил. Смотри на мою руку и слушай. Поняла? Рыпнешься — ей конец. А теперь слушай внимательно. Раздевайся. Давай. Снимай с себя все.

— О боже! — шепчет Грамматик.

— Папа? — Это Тео.

Генри качает головой:

— Нет! Стой где стоишь.

— Вот именно, — произносит Бакстер.

Но обращается он не к Тео, а к Дейзи. Та с ужасом смотрит на него, не веря своим ушам, дрожа всем телом. Ее страх возбуждает его: все его тело содрогается в гротескной пляске.