Иэн Макьюэн - Суббота

Вино крепкое, но на Генри никак не действует, и он переходит на воду. Всем им сейчас нужно быть вместе — сидеть рядом, держаться за руки или хотя бы касаться друг друга. Полицейский, уходя, предупредил, что завтра утром придут его коллеги, чтобы снять показания с каждого отдельно. Поэтому сейчас их просят не обсуждать и не сравнивать свои впечатления. Требование невозможное, никто и не думает его выполнять. А что им еще остается? Только говорить, и умолкать, и снова говорить. Им кажется, что они тщательно анализируют случившееся, на самом же деле просто восстанавливают ужасные события. Они описывают все, что запомнили: как эти двое вошли, как тот встал, как этот, с лошадиной физиономией, развернулся и выбежал за дверь… Им нужно пережить все это еще раз, увидеть с разных точек зрения, осознать, что все это случилось на самом деле, и, сравнивая свои мысли и наблюдения, еще раз убедиться, что кошмар позади и что они вернулись в социум, без которого человек — ничто. Злодеи подчинили их себе, лишив их возможности общаться и действовать сообща; но теперь эта способность к ним вернулась.

Пероун занялся носом тестя. Ехать в травмопункт Иоанн отказывается, и никто не пытается его уговорить. На месте перелома уже образовался отек, точный диагноз поставить трудно, но, по крайней мере, нос не свернут на сторону, и Пероун предполагает, что дело обошлось трещиной в верхнечелюстном отростке, а хрящ остался целым. Вообще он почти не отходит от Розалинд. Она показывает красный след от ножа и царапину на шее и рассказывает, что в какой-то момент страх уступил место безразличию.

— Я почувствовала, что куда-то уплываю, — говорит она. — Как будто смотрю на всех нас, и на саму себя тоже, вон оттуда, из угла под потолком. И думаю: если это случится, я ничего не почувствую. Мне было все равно.

— Зато нам было не все равно! — отвечает Тео, и все смеются — пожалуй, чересчур громко.

Дейзи описывает свое раздевание перед Бакстером в едко-юмористических тонах.

— Я старалась представить, что мне десять лет и я переодеваюсь перед игрой в хоккей. Я терпеть не могла нашу учительницу физкультуры и очень не любила раздеваться у нее на глазах. Но это воспоминание мне помогло. А потом представила, что я в саду, во Франции, читаю стихи дедушке.

О беременности Дейзи не сказано еще ни слова. Ни сама Дейзи, ни Розалинд об этом не упоминают, и Генри понимает: рано.

Грамматик говорит из-под компресса:

— Знаете, конечно, это звучит полным безумием, но, когда Дейзи читала Арнольда во второй раз, мне стало даже жаль этого парня. Я подумал: чего доброго, еще в нее влюбится!

— Какого еще Арнольда? — спрашивает Генри, отчего и Дейзи, и ее дед покатываются со смеху.

— И знаешь, — продолжает Иоанн, — это была бы не лучшая партия.

Генри понимает, о чем говорит Грамматик, и хочет уже рассказать о болезни Бакстера; но сам Генри испытывает внутренний разлад — из-за царапины на шее Розалинд. Непростительная глупость — сочувствовать человеку, который способен на такое! Чем больше он слушает других, тем сильнее возрастает его гнев, и он уже готов упрекнуть себя за то, что после падения оказал Бакстеру первую помощь. Надо было оставить его в покое, и он умер бы от гипоксии. Вместо этого, спустившись с лестницы и обнаружив Бакстера в полубессознательном состоянии, Генри открыл ему рот, обеспечив доступ кислорода; затем, подозревая повреждение позвоночника, показал Тео, как приподнять и держать его голову, а сам принес из ванной полотенца и соорудил из них импровизированный фиксирующий ворот. Тем временем внизу Розалинд вызвала «скорую помощь» — телефонный провод оказался цел. Тео придерживал голову Бакстера, а Генри перевернул его в позицию оказания первой помощи и проверил показатели жизнедеятельности. Они оказались не слишком хороши — примерно тринадцать по шкале Глазго. Дыхание шумное, пульс слабый и замедленный, зрачки расширены неравномерно. Бакстер лежал с закрытыми глазами и что-то бормотал себе под нос. Впрочем, на свое имя реагировал и способен был сжать кулак по команде — хороший знак. Вернувшись в кабинет, Пероун позвонил в неотложку и объяснил, чего ожидать, попросил подготовить томограф и предупредить дежурного нейрохирурга. Дальше оставалось только ждать. До того как приехала «скорая», Генри успел вытащить из кармана Бакстера книжку Дейзи. Тео все держал ему голову, пока не появились двое санитаров в зеленых комбинезонах и не вкололи ему, повинуясь указаниям Пероуна, внутривенную капельницу.

Вместе со «скорой» явились двое констеблей, а несколько минут спустя — детектив из полиции. Выслушав рассказ Пероуна, он сказал, что сейчас уже очень поздно, все взволнованы, так что показания лучше снять завтра. Выяснил у Генри и записал лицензионный номер красного «БМВ» и название: «Мятный носорог». Осмотрел разрез на спинке дивана, затем поднялся наверх, присел над Бакстером, осторожно вынул из его руки нож и уложил его в стерильный полиэтиленовый пакет. С костяшек левой руки Бакстера взял мазок засохшей крови — скорее всего, из носа Грамматика.

Когда Тео спросил, не привлекут ли их с отцом к суду за то, что они сбросили Бакстера с лестницы, детектив громко расхохотался.

— Вряд ли он подаст на вас жалобу, — ответил он, тронув лежащего Бакстера носком ботинка. — Мы-то уж точно заводить дело не станем.

Потом детектив позвонил к себе в участок и попросил выделить двух констеблей для охраны Бакстера в больнице. Как только он придет в сознание — будет арестован. Формальное обвинение ему предъявят позже. Предупредив, что завтра придут снимать показания, трое полицейских удалились. Вслед за ними, погрузив Бакстера на фиксирующие носилки, уехали и парамедики.

Розалинд приходит в себя на удивление быстро. Не проходит и получаса после отъезда полиции и «скорой помощи», как она предлагает пойти в кухню и все-таки поесть. Аппетита ни у кого нет, однако все гуськом идут вниз. Пока Пероун разогревает соус и достает из холодильника миски с креветками и прочим, дети накрывают на стол, Розалинд режет хлеб и раскладывает по тарелкам салат, а Грамматик, отложив свой компресс, открывает новую бутылку вина. Общая работа успокаивает, а через двадцать минут, когда все готово, вдруг обнаруживается, что они действительно проголодались. Грамматик принимается за выпивку, на этот раз не сползая к мизантропии. Уже за столом Генри наконец узнает, что Дейзи читала стихотворение Мэтью Арнольда под названием «Дуврский берег», включенное во все хрестоматии и известное каждому школьнику.

— Как ваша «Гора Фудзи», — замечает Генри.

Эта ремарка необычайно радует Грамматика, и он вызывается произнести тост. Сейчас Иоанн благодушен и весел; распухший нос придает ему комический вид добродушного клоуна. В руках у него — сигнальный экземпляр «Скромного челнока». Похоже, вечер вернулся в прежнее русло.